Экзамен

Здравствуй, крамольная мысль, давненько не забегала на огонек. Пожалуй, с тех самых первых изматывающих тестов и тренировок. Когда еще только решалось – годен или нет. А как стало ясно, что – предположительно! – годен, перестала приходить.

Зачем ввязался? Да потому что ничего другого и не хотел никогда. Ну, разве что еще детские мечты стать священником. Полумрак храма, ладан, свечи, иконы, невероятно красивый батюшка с печальными глазами, таинственное пение. Бабушка рядом – как же без нее. Мы с мамой приезжали к ней в гости каждое лето. От всего этого осталась лишь вера – отчаянная, как последнее пристанище, когда больше некуда бежать.

Я был таким же наивным, как эта девчонка. И верил в идеалы. Нет, не в торжество коммунизма. Скорее, в торжество мира и любви. Я был патриотом. Но страна для меня – это в первую очередь были люди. Бессчетные поколения людей, которые отдавали свои жизни за других. «Нет выше той любви, чем положить живот свой за други своя» - и в это я тоже верил свято.

Я рос на границе – мой отец был начальником заставы. Собаки, лошади, оружие – я не представлял себе жизни без этого и страшно тосковал, когда мы переехали в Питер. Мне было двенадцать, и я твердо знал, что буду военным. Но «Щит и меч», а потом и «Семнадцать мгновений весны» сделали свое дело. Я стал бредить разведкой. Моим кумиром был Рихард Зорге. Я поставил себе цель – и шел к ней напролом. Мои сверстники бегали в кино и на танцы, а я зубрил ненавистный английский и ставил на себе эксперименты по выживанию в экстремальных ситуациях. Каждый день у меня было по три тренировки: утром, до уроков, днем и вечером. Легкая и тяжелая атлетика, борьба, стрельба,  плавание – как у меня хватало на все сил, сам не понимаю. Уроки – в транспорте, в перерывах между тренировками, ночью.

Отец отговаривал меня, но я всегда был упертым. В конце концов он махнул рукой и позвонил своему знакомому из КГБ. Я в это время учился в 9 классе. Меня пригласили в Большой дом. Совершенно лысый человек в штатском с тихим голосом и неприятным взглядом долго расспрашивал меня, разглядывал мои спортивные грамоты и корочки разрядника. Подумав, он сказал, что, конечно, все еще вилами по воде писано, но, возможно, я и пригожусь. Только вот… Давай-ка, парень, ты сначала поучишься, а мы за тобой понаблюдаем.

Он рекомендовал мне поступать в Голицинское погранучилище. Так настоятельно рекомендовал, что я заранее считал себя зачисленным. И срезался на первом же устном экзамене. Причем меня неприкрыто валили. Размазывали по стене и возили мордой по батарее. Это потом уже я узнал, что так было задумано, что наблюдать за мной должны были как раз не в училище, а в армии.

А взяли меня в те же погранвойска. Как известно из фольклора, «есть на свете три дыры». Параметры дыр могут меняться в зависимости от места службы говорящего. Мои «три дыры» были всем дырам дыры. Дикое заполярье, Приамурье и Памир. Особенно запомнилась последняя застава, высокогорная. Нехватка кислорода, чудовищные перепады температур, вечно впроголодь и тупейший начсостав. Надо думать, мне специально подбирали самые проблемные места.

После дембеля меня снова пригласили на Литейный. Тот же самый лысый тип выложил карты на стол. «Рад сообщить, вы прошли предварительный отбор, и если еще не передумали насчет разведки, то школа КГБ ждет вас».

Я готов был  орать и плясать от восторга. Правда, была одна загвоздка. Загвоздку звали Олей. Мы познакомились на одном спортивном сборе, еще когда я учился в школе. Она ждала меня из армии. Но… Что я должен был сказать ей сейчас?

«Школа прапорщиков??? – Олю перекосило. – Ты с ума сошел? Я бы поняла еще военное училище. Но пра-а-апорщик?..»

Она произносила это слово с таким отвращением – наверно, если б я признался, что собираюсь стать мусорщиком или ассенизатором, ее потрясло бы меньше. А я не имел права говорить ей ни про разведшколу, ни про параллельный экстернат высшей школы КГБ. В общем… проблема рассосалась сама собой.

Я задумался и чуть было не проморгал контроль. Благо, электричка подъезжала к остановке, и я благополучно вышел. Дождался следующей и через полчаса был в Уссурийске. Уже наступил вечер, ближайший поезд останавливался там только утром. Почти неделя пути до Москвы – если повезет. Я не стал рисковать и провел ночь в привокзальных кустах. Не самое лучшее место для ночлега, особенно если в ближайшие дни спать предстояло урывками. Но нас и этому учили – мгновенно засыпать в любом месте и просыпаться через нужное время. Кто там смеялся над Штирлицем, который будет спать ровно двадцать минут?

К московскому поезду я подошел за пять минут до отправления. Несмотря на раннее утро, пассажиры в тапочках и трениках разгуливали по платформе, вместе с проводниками приценивались к копченой рыбе и пирожкам. За их спинами я вошел в вагон, постоял в нерабочем тамбуре, а когда поезд тронулся, неторопливо пошел по вагонам.