— Что ж, хорошее дело. Давай-ка теперь сделаем с тобой еще одно доброе дело. Тащи сюда из кубрика табличку насчет того, что мы соревнуемся за высокое звание. Надо же укрепить ее в конце концов!
Карнаухов послушно отправился в кубрик и скоро вернулся с запылившейся табличкой.
— Тряпка нужна, протереть, — озабоченно сказал Ведерников. — И проволока. Там, в машинном отделении, знаешь?
— Ну…
— И пассатижи захвати! — крикнул Ведерников вдогонку.
Когда Карнаухов принес проволоку и инструмент, капитан Дорофеев, стоявший в ходовой рубке у штурвала, сделал ему знак, чтобы подошел.
Оставив Карнаухова вместо себя управлять движением теплохода, Дорофеев, щурясь от яркого солнца, вышел на палубу.
— Слушай, Володя, что это ты так торопишься? — спросил он у Ведерникова.
— Я не тороплюсь, — не вполне понимая вопрос, ответил помощник капитана.
— Нет, торопишься! Хочешь, чтобы начальство отметило? Так ведь не тебя отметят, а меня. Потому что я пока еще капитан на «Ласточке». Так что получается: для меня ты хлопочешь. Спасибо, но я об этом не просил. Не надо для меня хлопотать, Володя!
— Не лезь в бутылку, Кирилл, — доброжелательным тоном откликнулся Ведерников. — Ты капитан, никто в этом не сомневается. А табличку надо укрепить там, где полагается. Вот и все!
Дорофеев остро взглянул на помощника.
— Суетишься ты, малый, — сказал он укоризненно. — К показухе гнешься… Я не знаю, может, в других местах такое и проходит, а тут сам видишь: Река, шиверы…
— Кирилл, ведь мы на базу возвращаемся! Надо же, чтобы судно выглядело как полагается!
— Да я вроде не против такого… Порядок есть порядок. Меня другое заботит: то, что на опасных участках тебе штурвал держать не хочется. Вот о чем ты должен волноваться в первую очередь, а не о том, как выглядит судно со стороны.
В глазах Ведерникова заиграли задорные искорки.
— Я могу и в шиверах. Только кто за баржи будет отвечать?
— За все отвечает капитан, — спокойно проговорил Дорофеев.
— Значит, ты?
— Конечно…
— Ладно!.. — Ведерников был заметно возбужден. — Только все равно: дисциплина у нас на судне хромает. Ты должен был списать Бурнина!
— Опять двадцать пять! — от возмущения Дорофеев широко раскинул руки. — Ведь о судьбе человека вопрос… Ну что ты на него взъелся?
— А то, что, если людей не наказывать, они быстро наглеют. Потому я с тобой категорически не согласен. И написал на Бурнина докладную записку!
— Интересно, что же ты там изобразил?
— Написал обо всем, что произошло во Временном, пока тебя не было. Такое безобразие нельзя скрывать. В том числе и такой факт, что ты не наказал Бурнина!..
— Да не беспокойся, Володя, я его наказал, — признался Дорофеев, отвернувшись от своего помощника и глядя на далекий лесистый остров. — Плохо то, что Бурнина ты совершенно не понял!.. Вообще тебе бы надо повнимательнее к людям быть. У нас в Сибири так принято. Потому что климат суровый. И работать здесь нелегко… А записки можешь писать. Это, как говорится, на любителя. Скорину многие пишут. И на Скорина…
Ведерников обиженно потупился.
— Если бы я писал доносы, — сказал он, — я бы о них помалкивал. А я хочу оздоровить моральный климат. Вот и табличка для того же. Надо, чтобы у людей была высокая цель, — вот в чем главное условие для сплоченности коллектива.
Дорофеев с интересом посмотрел на своего помощника.
— Ох, говоришь ты складно, Володя! Давай же действуй, раз такой сознательный. Скоро Главный порог будем проходить. Вот и покажи, на что ты способен. А то, знаешь, уж больно много стало людей, которые только громкие слова говорить умеют. Очень я не уважаю таких людей!
И капитан удалился в ходовую рубку.
Ведерников некоторое время сидел в глубокой задумчивости. Дорофеев его не переубедил. «Несерьезные все-таки у него отговорки. Прежде всего надо навести порядок на судне. А остальное приложится. Нет, Дорофеев, ты меня орсовской неразберихой не испугаешь! Порог — это другое дело. Только ведь, если я баржи потоплю, тебе за них отвечать, Дорофеев!»
Он встряхнул головой и бодро сказал вернувшемуся из рубки Карнаухову:
— Давай прикрути растяжки к табличке. И протри ее получше… чтобы блестела!
…Не мог капитан Дорофеев перед уходом в рейс сфотографировать своего Сережку. Единственное, что он успел, — застраховать жизнь сына. И то получилось неожиданно: как раз перед выходом «Ласточки» объявилась на базе бойкая женщина из Госстраха. Умеют выжимать информацию эти госстраховские женщины! Она поздравила Дорофеева с сыном и не отставала до тех пор, пока не выписала страховое свидетельство.
Теперь Дорофеев испытывал чувство благодарности к Госстраху. Потому что на приборной панели в ходовой рубке лежало страховое свидетельство, в которое красивым почерком было вписано имя застрахованного: Дорофеев Сергей Кириллович.
Три этих чудесных слова и утешали капитана, и радовали, и мучили тревогой. «Как ты там, Сергей Кириллович? — мысленно спрашивал капитан. — Как там твоя мамка? Все ли у вас путем?»