Экзамены

А Пескарь все спал, спрятав лицо в коленях. Счастливый Пескарь! Счастливый своей простодушной цельностью, думал Уздечкин. И, наверное, незнакомо ему томительное чувство одиночества, когда ясно сознаешь, что весь огромный и прекрасный мир — с этими чуть подрагивающими в небе звездами, с перешептывающимися кустами ив, с постоянно текущей водой в Реке, — этот отделенный от тебя мир чужд и равнодушен к тебе и ко всем остальным людям. Они, беспокойные, суетливые люди, несутся сквозь время, каждый со своей судьбой, со своим одиночеством, как планеты — каждая по своей орбите. Можно объяснить разобщенность между природой и людьми, отделенность людей друг от друга, но как с этим смириться? Как привыкнуть к тому, что добрые твои чувства люди не хотят замечать, а обстоятельства складываются вовсе не так, как хотелось бы, и потому в этот тихий, разрывающий душу ночной час Леха Бурнин уже сжимает в своих объятиях худенькие плечи Маргариты… Леха Бурнин, не имеющий никакого понятия о хрупкости и ранимости человеческой души. В том, что у Риты тонкая, уже намучившаяся, уже много выстрадавшая душа, Уздечкин почему-то был уверен.

3

Леха Бурнин вел лодку уверенной и твердой рукой — этого Ведерников не мог не оценить, но и побороть в себе раздраженность помощник капитана тоже не мог. Было же сказано Бурнину: отвезти ребят на остров и сразу назад. А тот задержался почти на три часа.

Выписывая дугу, лодка вспорола воду и вышла под самый борт теплохода. Метрах в пятнадцати Бурнин заглушил мотор, и запаса скорости ему как раз хватило, чтобы притереться бортом лодки к транцам на корме «Ласточки». Он привязал конец веревки к кнехту и выбрался на палубу, громыхая болотниками с приспущенными голенищами. Сел рядом с Ведерниковым на скамью. Карие, навыкате глаза Бурнина возбужденно блестели.

— Ты почему так долго? — спокойно спросил Ведерников.

— Хо, долго! Мы же сетку поставили.

— Что за сетку?

— А я у шкипера взял. Жалко, мелкая… ельцовка! Но все равно в протоке должны взять рыбу. Она на ночь играть заходит. А мы перегородили. Утречком пораньше поеду на остров, проверим. Готовься, шеф, солить будем! — И, возбужденно засмеявшись, Бурнин шлепнул Ведерникова по спине ладонью.

— Слушай, ты… аккуратнее! — разозлился Ведерников.

Он не мог понять, когда Бурнин успел «заквасить». Уезжали на остров все трое трезвыми, водку как будто с собой не брали, Пескарь даже пожалел об этом вслух. Впрочем, если дело касалось выпивки, Бурнину хитрости не занимать.

— Прости, шеф, — весело стал извиняться Бурнин, — это я любя!

— Ладно… иди теперь спать, — сухо проговорил Ведерников.

— Ты что? — вскинулся Бурнин. — Сам иди, если хочешь. А я свою обязанность помню.

— От ночной вахты я тебя отстраняю! — отчеканил Ведерников.

— За что, шеф?

— За то, что ты пьяный.

— Я?

— Ну не я же!

— Подумаешь, махнул стакан.

— Ну вот и ступай спи.

— Не пойду! Там кок уху из ершей сварил, понял. Что же, выпить, что ли, нельзя под уху?

— Все можно в подходящее время. А теперь заступать на вахту я тебе не разрешаю, вот и все!

Бурнин помрачнел.

— Знаю я тебя… давно уж раскусил, понял! Уже, наверное, и тетрадку приготовил, кляузу писать?

— Докладную напишу, — твердо сказал Ведерников. — Во-первых, ты не выполнил мое распоряжение и задержался на острове. Опоздал на вахту, да еще пьяным явился. Это значит — в рабочее время. Если такие штуки прощать — на судне никогда порядка не будет!

— А, шеф, вон на что ты нацелился! — заговорил Бурнин. — Порядка ты захотел! Значит, чтобы «Ласточка» стала образцовым теплоходом! Это хоро-ошее дело. Будем, значит, форменки носить, установим сухой закон, каждый день учебные тревоги, утром построение для подъема флага, вечером для спуска… Кра-асиво! Только знаешь что, шеф? Орсовские баржи все равно за «Ласточкой» останутся, понял? Это значит — капуста, мука, консервы. А с такими грузами в передовики не выскочишь, потому как загружают и разгружают их больно медленно. Вот и прикинь, что получится, если ты будешь давить команду порядком, а зарплата останется той же самой. Ну как, сообразил? Да это же просто! Разбежится команда, понял, шеф? Так что ты со своим порядком особо не спеши. Его вначале на берегу навести надо, а потом уж здесь. Между прочим, есть другой вариант. По-моему, очень для тебя подходящий. Знаешь какой? Я подскажу. Ты на собраниях выступай, говори, что мы боремся, соревнуемся, ширим и крепим! Но с командой живи по-человечески, иначе ты один тут останешься. Понял?

Бурнин замолчал, испытующим взглядом уставился на помощника капитана. Тот отвернулся, чтобы не выдать острую свою ненависть.

— Значит, договорились, шеф? — спросил Бурнин. — Я остаюсь на вахту — и никаких делов. Годится?

— Я уже все сказал, — непоколебимо ответил Ведерников. — Сегодня вечером ты свободен, можешь идти куда хочешь.

— Ну и пойду!

Зло бухая сапогами, Бурнин перебрался с теплохода на баржу и отправился в сторону кормы, где было жилое помещение. Из открытых окон лился свет, выплывали облака табачного дыма.