Экзорцист. Печать Контракта [СИ]

— Орин, знаешь, я перестала любить Бога за то, что Он отнял у меня всю семью, лишил, возможно, выбора и больше я не стала с Ним говорить. Но раньше, когда я исправно ходила в церковь и слушала проповеди священников, считая их истинной, даже и подумать, не смогла бы, что сидя рядом с полукровкой, по чьим венам течёт кровь врага человеческого, смогу осознать куда больше прежнего. Возможно, если бы они также говорили тогда, я бы намного раньше смогла принять свой выбор, зная, что он не случаен, а с самого начала должен был быть именно таким. В любой другой жизни, родись я в иной стране, иным человеком, должна буду также его совершить. Даже смешно признаваться в подобном.

— Ничего смешного в этом нет.

Замолчала женщина, задумчиво глядя в темноту. Орин на самом деле была необычайна. Пусть и говорила немного запутанно, и сложно, но речь её была чистой и искренней. Сказанные ею слова навсегда останутся в памяти, казалось, что эта женщина говорила совсем не с ней, а с её душой и сердцем. Мария явственно ощущала, как каждый раз после их разговора становилось очень легко и свободно.

— Теперь я понимаю, почему Михаэль решил прийти именно к тебе.

— Нет, не понимаешь, то, что он приходит ко мне — лишь последствие. Настоящая причина спрятана глубоко в нём, в его рождении. То, что ему приходится нести в себе, никто не способен понять. Грех его рождения — мука всей жизни.

— Орин, ты… любишь Михаэля?

— Я ведь, пусть и не полностью, но человек и способна испытывать те же чувства, что и все остальные. И на самом деле люблю его, но прекрасно понимаю, что большее невозможно. Его душа, также как и сердце не могут принадлежать мне. Поэтому всё чем я могу довольствоваться, — ожиданием его появления, болью от его ухода, и надеждой на то, что этот мужчина, блуждая по миру, вновь придёт к порогу моей обители, и тогда я смогу помочь ему всеми своими силами.

— Но почему ты считаешь, что его сердце и душа не могут принадлежать тебе?

— Потому что встреча с каждым человеком дарит нам подарок — часть его самого, осколок, принадлежащий только ему. И именно он способен, как нельзя лучше подойти к той пустоте, что зияет, внутри каждого из нас, постепенно заполняясь. И во мне нет ничего того, что способно спасти Михаэля. Нет того, чего так сильно жаждут его душа и сердце. Того, что сможет помочь ему — освободиться от терзающих оков, но самое мучительное — не это. Оно ждёт меня впереди, когда мне придётся своими собственными руками отдать Михаэля тому, кто на самом деле хранит в себе столь необходимый для него осколок. И знать это — моё бремя, моё наказанье и моя судьба, которую я принимаю, невзирая на всю её горечь.

— Ты говорила, что лишаясь одного, мы получаем нечто другое, но что же тогда получила ты взамен этому?

— Возможность слышать голос своего Отца, видеть беспрерывный поток человеческих жизней и говорить со всем миром.

— Я не знаю, каково это, поэтому и не могу судить. В выборе между возможностью быть со своим любимым и уметь слышать голоса мира, лично я предпочла бы первое. Но, как ты и говорила — выбор сделан.

— Наслаждайся своей жизнью, ведь она хранит для тебя великий подарок — величайший из всех возможных.

Поднявшись, показывая тем самым конец беседы, Орин отряхнула своё платье и пошла в дом. Выделенное ей время практически истекло, и она уже не могла оставаться снаружи.

С наступлением рассвета Михаэль снова появился в разломе, тут же оказавшись замеченным Марией:

— Долго же тебя не было.

Облокотившись о дерево, она говорила достаточно спокойным тоном, даже не взглянув в его сторону. В бледно-сером свете встающего солнца, что ели-ели пробивалось через листву растущих деревьев, она казалась тающим миражом.

— Здесь вас бы никто не смог найти, поэтому я и не посчитал необходимым оставаться рядом, — не зная как лучше поступить, он внимательно смотрел на свою госпожу, ожидая того, как именно она поведёт себя дальше.

— Орин ждала. Говорит, что у неё было видение для тебя.

— Тогда я сейчас же к ней подойду, — видя, что Мария ведёт себя по-прежнему холодно и безразлично, стало спокойней.

— Не стоит, я и сама способна тебя встретить.

— Что же настолько серьезное ты смогла увидеть, что и подождать не могла?

— Змея, что медленно ползёт прямо в пелену шелков твоей нежно-золотой, блекло-розовой зари. Ползет, чтобы запятнать её красоту, очернить её свет и забрать плод её светлой жизни.

Мария видела, как от услышанного Михаэль переменился в лице. На мгновение ей даже показалось, что в его глазах блеснула тень тревоги.

— Ты уверена?

— Единственное, в чём я не уверена, так это в том, что это всё случайность, — не сводила с него своих желтых глаз. — Если они узнали про неё, то ты придёшь прямо к ним в руки.

— Если ей и впрямь грозит опасность, я не могу пройти стороной.

— Над обителью Божьей, где святой крест хранит душу твоей блекло-розовой зари, сгущаются тучи.

— Значит, я должен идти.

— Я не стану прощаться, Михаэль, я буду надеяться, что мы ещё встретимся.

* * *

— Мы что, на самом деле направляемся в монастырь Святой Патриции?

— Да, именно туда.