Экзорцисты

Бошофф улыбнулся и пощелкал леденцом от кашля, который перекатывал во рту. Если судить по мятым джемперам и брюкам цвета хаки, сплошь в пятнах, он был не самым опрятным человеком. Однако ему удалось каким-то непостижимым образом аккуратно завернуть подарок. Я осторожно сняла бумагу и обнаружила внутри дневник с миниатюрным замочком и ключиком.

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как кому-то приходило в голову сделать мне подарок, и я не знала, что сказать. Наконец я с трудом проговорила:

– Спасибо.

– Не за что.

Если не считать шороха пустых страниц дневника, который я листала, в кабинете царила тишина. Бошофф был специалистом по работе с подростками, употребляющими наркотики и алкоголь, округа Балтимор в штате Мэриленд и еженедельно посещал городки вроде Дандалка. В отличие от его подопечных, я никогда не курила травку и в жизни не выпила ни капли спиртного. Но, несмотря на это, директор раз в неделю освобождал меня от занятий, чтобы я провела с Бошоффом час, – он надеялся, что наши разговоры принесут мне пользу, поскольку бюджет не позволял нанять специалиста, обладающего достаточным опытом, чтобы справиться с моей «ситуацией». В первый раз, когда в сентябре вошла в его кабинет, я спросила Бошоффа, не похожи ли мои визиты к нему на то, как если бы человек с гнойным аппендицитом пришел к ветеринару. Он рассмеялся, пощелкал леденцом от кашля, который сосал, и только потом совершенно серьезно ответил:

– Полагаю, в случае необходимости большинство ветеринаров в состоянии вырезать аппендицит у человека, Сильви.

В общем, взял и испортил хорошую шутку.

– Наши встречи дали мне понять, – начал он сейчас, много недель спустя после того, как мы познакомились, – что есть вещи, которыми ты не хочешь делиться ни со мной, ни вообще с кем бы то ни было. Но, возможно, ты напишешь о них в дневнике, где их никто не прочитает.

Я ткнула пальцем в ненадежный замочек. Дневник с фиолетовой обложкой и розовыми полями больше подошел бы другой девочке, которая писала бы в нем красивым почерком с завитушками истории про поцелуи с мальчишками, пижамные вечеринки и тренировки команды болельщиц. В голове у меня зазвучал голос отца: Людям не следует знать, что происходит в нашем доме, поэтому ни ты, ни Роуз не должны никому ничего рассказывать – вообще никому.

– О чем задумалась? – задал еще один свой любимый вопрос Бошофф.

– О том, что не знаю, о чем стану писать в дневнике, – ответила я, хотя прекрасно понимала, что он задумал.

Но я столько времени провела в других комнатах без окон, рассказывая, что произошло той ночью в церкви, седому детективу и потрепанному на вид помощнику окружного прокурора, что не имела ни малейшего желания к этому возвращаться.

– Ну, можешь начать, например, с того, как ты проводишь день, Сильви.

Я иду по коридорам средней школы Дандалка, и все передо мной расступаются. Никто не смотрит в глаза и не заговаривает, разве чтобы поиздеваться надо мной и моими родителями и тем, что произошло с ними – и чуть не произошло со мной…

– Ты можешь написать, как вы живете с сестрой, когда все… изменилось для вас обеих.

Роуз отказывается ходить в магазины за продуктами и отправляется туда, только когда должна прийти Кора со своим блокнотом. По большей части мы едим фруктовое мороженое на обед и картофельные чипсы на завтрак, а посреди ночи хлеб с майонезом…

– Или ты могла бы просто открыть дневник, чтобы посмотреть, какие к тебе вернутся воспоминания.

Чтобы сделать вид, что я, по крайней мере, подумаю над его предложением, я открыла первую страницу и посмотрела на нее, представив себе красивый, с завитушками, почерк той самой девчонки: Мальчик поцеловал меня в пятницу вечером в своей машине столько раз, что окна запотели… Моя лучшая подруга проспала в субботу, и мы смотрели «Клубный завтрак» в записи… Все воскресенье я училась делать колесо для выступления команды болельщиц…

Где-то в самый разгар ее счастливой жизни я услышала голос Бошоффа:

– Сильви, последний звонок. Ты что, не слышала? Из-за уха?

Мое ухо. Я подняла глаза от пустой страницы и посмотрела на него таким же пустым взглядом.

– Слышала. Просто я… ну, не знаю… думала, что я напишу.