Экзорцисты

И Хикин распахнул дверцу машины. Я последовала его примеру. Мы вышли на тротуар, мрачное настроение мог развеять разве что винный бар, находившийся в нескольких кварталах от нас. Завыли сирены, но потом они стихли, и в молчании таилась угроза. Я вспомнила неожиданное смущение, которое испытала, увидев дядю в тот вечер в Окале, и сейчас почувствовала нечто похожее. Однако времени для колебаний и сомнений не осталось – Хикин уже переходил улицу, и я поспешила за ним. И все это время я не могла оторвать взгляда от кривых букв на старом навесе. Мы оказались в том самом месте, которое я видела на фотографиях, хранившихся в ящиках отцовского письменного стола, когда Дот плескалась в ванной комнате в тот далекий вечер. Это был кинотеатр, где он провел детство, работал билетером, подметал пол и видел призраков – первых в своей жизни – в темноте внутри.

Колодец

На следующее утро после возвращения из Огайо я думала, что спущусь вниз и найду маму спящей на диване. Но ее там не оказалось. Позднее отец объяснил, что она сумела подняться по лестнице в их спальню, потому что утром он открыл глаза и обнаружил ее рядом с собой.

«Вместе с Пенни?» – хотела спросить я, но ответ знала и так.

В течение почти всей следующей недели мама оставалась в спальне. Она не выходила по утрам, когда мы собирались в школу. И не спускалась вниз, когда возвращались. Странно, что та официантка не могла себе представить, что «такой человек» может быть матерью, – за эту неделю мы все поняли, как хорошо мама делала свою работу. И дело было не только в слишком жидком картофельном пюре или пересушенных бифштексах, которые готовил отец; и даже не в растущей груде грязной одежды возле стиральной машины. Эти детали не имели никакого значения по сравнению с атмосферой неуверенности, возникшей в нашем доме. Я бы не удивилась, если бы оказалось, что в углах подвала появилась темная вода – мы превратились в корабль в ледяном море с течью в днище.

Тем не менее мы с отцом старались. По вечерам мы сидели с Роуз за кухонным столом – на мамином стуле лежала книга с образцами обоев, нечто вроде призрака среди нас, – и делали вид, что еда на наших тарелках такая же вкусная, как та, что по своим рецептам готовила мама. Нужно отдать должное отцу, он пытался поддерживать разговор. По большей части это означало, что он расспрашивал меня о школе, с сестрой стало очень трудно общаться. Однажды вечером, когда она разрезала сухую куриную грудку, отец сделал очередную попытку.

– Роуз? – сказал он. Она никак не отреагировала, и он повторил: – Роуз?

Сестра подняла голову.

– Чем я могу тебе помочь? – спросила она.

– Чем ты… – Он положил вилку и потер виски. – Ты можешь постараться поддерживать разговор во время обеда – вот что ты можешь сделать. Тебе нечего нам сказать?

Роуз положила в рот кусочек курицы и начала жевать.

– На самом деле есть.

– Вот и хорошо. Я тебя слушаю.

– Ну, – сказала она с полным ртом, – я бы хотела знать, когда ма восстанет из мертвых?

– Восстанет из… Роуз, твоя мать жива. Она болеет.

– Но тогда нам следует отвезти ее к врачу. Или мы больше не верим докторам? Неужели мы рассчитываем, что Иисус может волшебным…

– Хочу тебе сообщить, что мы возили ее к врачу.

– Когда? – спросила я.

– Недавно. Вы обе были в школе. Доктор Зеллер внимательно ее осмотрел.

– И? – сказали мы вместе с Роуз.

– Он не знает, как трактовать ее симптомы. Беспорядочные приступы тошноты. Крайнее утомление. Но при этом полное отсутствие жара. Причин может быть много, сказал он нам. Но, скорее всего, это какая-то бактериальная инфекция.

– Теперь это звучит вполне официально, – сказала Роуз. – Старый доктор Зет мог бы быть одним из главных персонажей «Святого Элсвера»[51].

– Какого святого? – спросила я.

– Я уже тебе говорила, Сильви; иногда полезно смотреть телевизор. В противном случае ты ничего не будешь знать о реальном мире, в точности как…

– Когда ты смотришь такие передачи? – спросил отец.

– Я не смотрю, – сказала ему Роуз. – Я хотела бы их смотреть. Но кто знает, вдруг «Святой Элсвер» отравит мой разум и чистое сердце и тогда я подвергнусь риску стать жертвой…

– Прекрати, – сказал отец, повысив голос. – Мы говорили о твоем поведении и о месяце, который у тебя есть.

Мы все замолчали. Я не могла не думать о темной воде, которую мысленно видела в подвале. Я представила себе, как дом тонет, кухня накреняется, стол и стулья скользят по полу, падают тарелки, а потом ледяная вода поднимается и живьем поглощает нас.

– И когда же маме станет лучше? – спросила я.

– Скоро, – ответил отец. – Очень скоро.

Роуз положила нож, заканчивая обед.

– Мне бы следовало отдать эту куклу официантке, – пробормотала она себе под нос.

– Официантке? – спросил отец.

– Не имеет значения, – сказала она ему.

– Если хочешь что-то сказать, договаривай до конца. Какую официантку ты имела в виду?

– Она говорит о нашей остановке на стоянке для грузовиков, – вмешалась я, чтобы разрядить возникшее между ними напряжение. – Рядом с Гаррисбергом.

Отец прищурился, вспоминая.