Экзотический симптом

И тут Мономах поведал ей о семье Карпенко и о своем визите в опеку.

Когда он наконец умолк, она спросила, уже догадываясь о том, каким будет ответ:

– О каких именно органах опеки мы говорим, о каком районе?

– О Красносельском.

– А как, вы говорите, фамилии тех, кто изымал детей?

– Кажется, Уразаева и… Ямщикова.

– Ямщикова? – переспросила Алла. – Лидия Ямщикова?

– Откуда вы знаете ее имя?

– Не важно. Владимир Всеволодович, как же вы… господи, я каждый раз удивляюсь, как вы умудряетесь вляпываться в истории с криминальным подтекстом?! Это же настоящий дар, только вот не знаю, от Бога он или от дьявола!

– Что-то я не совсем понимаю, при чем тут криминал?

– Лидия Ямщикова погибла недавно. Точнее, ее убили.

– Да, моя знакомая в опеке о чем-то таком упоминала… Вы считаете, Карпенко может иметь к этому отношение?

– Вряд ли, если, как вы говорите, мать лежит в вашей больнице. А вот насчет папаши… Получается, Ямщикова погибла практически сразу же после визита в дом Карпенко?

– Наталья Липкина сказала, что Ямщикова по домам не ходила.

– Я в курсе, только вот почему на бумаге об изъятии два имени?

И как Мономаху все время удается выяснять то, о чем Алла и ее оперативники – ни сном ни духом? К примеру, эта его знакомая из опеки – они ведь с ней беседовали, и она была весьма немногословна! С другой стороны, она ведь не могла подозревать, что смерть ее коллеги может иметь связь с историей Карпенко… И вообще, есть ли связь? Однако Алла, несмотря на то что сомневалась в существовании Бога, верила в Судьбу: не может быть, что все случившееся – лишь странное стечение обстоятельств!

– Мне нужно встретиться с вашей пациенткой, – снова заговорила она. – Прямо завтра, с утра.

– Не возражаю. Только как же насчет мальчишек, Алла Гурьевна?

– Я постараюсь что-нибудь выяснить, обещаю. А вы, пожалуйста, пообещайте, что не станете ввязываться ни в какие новые авантюры – по крайней мере в ближайшие несколько дней!

* * *

Мономах чувствовал себя уставшим и невыспавшимся: предыдущие сутки даром не прошли, и он вспомнил о том, что ему уже далеко не двадцать и даже не тридцать пять. Что немного утешало, так это сознание того, что они с Гурновым не зря нарушили закон и что патологу удастся выявить источник заражения мелиоидозом.

Если так, то оно того стоило – даже ценой унижения и дискомфорта, испытанных при задержании и в камере предварительного задержания. Если же нет… Ну, об этом думать не хотелось вовсе.

Мономах стоически отработал три плановые операции, после чего принял нескольких пациентов и посвятил пару часов незаполненным документам (Нелидова давно просила их, но, в силу определенной близости отношений, не слишком давила, а Мономах не хотел быть ей обязанным).

В половине седьмого, когда работа была в самом разгаре, дверь неожиданно широко распахнулась.

Мономах обалдел от столь наглого вторжения: ни один из его подчиненных или коллег не смел врываться в его кабинет вот так, не то чтобы без стука, а как ковбой в салун на Диком Западе! Еще больше ему не понравился вид вторженца, огромного мужика лет тридцати пяти, с бритым затылком и жменями размером с ковши экскаватора. Выражение лица «гостя» также не предвещало ничего хорошего.

Мономах вскочил с места, понимая, что, даже несмотря на хорошую физическую подготовку, вряд ли сумеет справиться с таким амбалом. Амбал аккуратно, не в пример предыдущим действиям, прикрыл за собой дверь, и Мономах понял, что оказался в ловушке.

Уже давно в больнице обсуждали возможность оборудовать некоторые кабинеты тревожной кнопкой, но на это, как обычно, не хватало денег, ведь всегда находились более насущные нужды, требующие финансовых вливаний. Так что рассчитывать Мономаху было не на кого, кроме самого себя. Правда, оставался один малю-ю-у-сенький шанс, что громила пришел по делу, как пациент или его родственник, но что-то подсказывало Мономаху, что опасность, исходящая от этого человека, отнюдь не мнимая.

– Ты, что ли, Князев будешь? – в лучших традициях «братков» поинтересовался пришелец.

– Так написано на двери, – ответил Мономах, судорожно размышляя, сможет ли, нанеся точечный удар между ног, проскользнуть мимо гигантской туши к двери и выбежать в коридор.

– Я к тебе с посланием, – кивнув, продолжал человек-гора.

– От кого?

– От хороших людей. Больших людей, понимаешь?

– Больших – как ты?

Громила коротко хохотнул.

– Не, не по размеру, по положению, сечешь?

– Да ну? И чем же скромный врач вроде меня мог заинтересовать такую важную публику?

– Тем, что суешь нос не в свое дело. Оставь ты этих Карпенко в покое, идет? Ну на кой они тебе сдались-то? Голь же перекатная, навару с них – ноль!

– Это верно, – согласился Мономах.

– Ну вот, видишь! – обрадовался мужик, хлопая себя ладонями по толстым ляжкам. – Выходит, мы друг друга поняли? Если увижу тебя рядом с девчонкой или ее мамашей…

– То что будет?

Громила шагнул вперед, Мономах инстинктивно отпрянул.

– Доктор, у вас тут медосмотр проходит, что ли?