Я неплохо знаком с топографией Обводного канала в Санкт-Петербурге. По крайней мере, я так считал до тех пор, пока не стал участником двух удивительных событий. Оказалось, что в одном месте к каналу ортогонально подходит другой узкий канал. Вернее, совсем даже не канал, а прямая узкая улица, постоянно залитая водой настолько, что по ней равно можно проехать на вездеходе с высокими мостами и проплыть на плоскодонной лодке. Что мы и сделали с моим приятелем Максимовым. Максимов всегда был домоседом, страсти к путешествиям я за ним не наблюдал. А тут вдруг посреди лета его потянуло на воду. Короче, проплыли мы с ним на надувной лодке с мотором по этой улице (названия не помню – улица имени кого-то) до Обводного. Улица, как выяснилось, в Обводный не «впадает», слепо заканчиваясь за несколько десятков метров от него. Лодку пришлось перетаскивать. Благо, спуск к Обводному в этом месте оказался удобным, а вода прозрачной – совершенно противоестественно для обычно загаженного Обводного канала. Тут я обнаружил, что забыл документы. Максимов обещал дождаться меня, и я пошёл пешком в обратном направлении по параллельной «сухой» улице. Неожиданно мне позвонили из лодочного клуба и попросили срочно прийти. Туда нагрянула пожарная инспекция, начался кипеш и все такое… Лодочный клуб находился на той же «мокрой» улице, по которой мы только что плыли с Максимовым. Но мне прежде нужно было съездить за документами, так что в клубе я появился только часа через полтора. Мне еще повезло, что меня подобрал благотворительный автобус, развозящий бомжей по ночлежкам (я даже и не подозревал о существовании такого в Петербурге). Мало того, что подобрали, довезли почти до дома (мне стало неловко – ведь я не бомж – и я попросил выпустить меня), так еще и дали двести рублей, отказаться от которых было совершенно невозможно. Вечерело, когда я, входя в лодочный клуб, еще с улицы почувствовал царящее там общее возбуждение. Оказалось, что пожарники только напугали всех и ушли, после чего заседание клуба мгновенно перешло в пьянку, в которой, естественно, принял участие и я, совершенно забыв про Максимова и лодку. Мне бы позвонить ему тогда, но я так торопился… Но ведь он тоже не звонил. На тот момент я еще не знал, что телефона у него нет. Он забыл телефон, что и привело в последствии к драматической развязке. Вспомнил я о Максимове где-то посреди пьянки поздно ночью, бросился звонить. Он, конечно, не ответил. Я стал судорожно вспоминать наши планы и сквозь мутную пелену пьяного сознания вспомнил, что хотели выйти в Залив. Меня передернуло. Я тут же стал расталкивать вусмерть пьяных одноклубников, крича им в лицо, что Максимов пропал, нужно срочно звонить в МЧС или куда там ещё. Слегка протрезвевшие от такой новости одноклубники, едва сообразив в общих чертах, о чем идет речь, дружно заорали, что никакого МЧС не надо, что это – дело чести клуба лодочников самим спасти своего товарища. Тут же, на шатающихся ногах, бросились на набережную, к катеру, погрузились, долго раскочегаривали и, наконец, поплыли в белую ночь. Я уже не помню, как вышли в Залив… Согласитесь, искать на катере человека без связи по всему морю – дело не вполне благодарное. Однако утром мы его нашли – трясущегося и полубеспамятного – на одном из маленьких фортов у самой дамбы. Порванная лодка валялась рядом. Все были счастливы и даже спели хором гимн клуба лодочников.
Через много лет после этого события я снова каким-то образом оказался на «мокрой» улице. Я поднялся вверх по ней на лодке и обнаружил, что примерно через полкилометра она расширяется в небольшой пруд, выше которого находится плотина, которую время от времени открывают, вода из верхнего водоема спускается в пруд, откуда растекается дальше по улице. У плотины, как раз после очередного спуска воды, я зацепился языком с одним умником по поводу движения растворов по градиенту концентрации против движения по градиенту потенциальной энергии. Свою тираду я закончил словом riverrun.