El creador en su laberinto

Конечно же, Яша никогда не думал о победе и поражении. Он вовсе не задумывал никакой борьбы: просто занимался творчеством. Писал то, чего не мог не написать. Это единственный способ сложить из букв нечто достойное. По крайней мере, после «смерти автора», в эпоху метамодерна. Вот она: та самая «новая искренность».

— Поправьте, если я ошибаюсь, господин Фурман… мне представляется, что этот блог не был сознательным выпадом. Конечно, он определённым образом вреден. Он провоцирует. Он вывел на улицы людей; многие из них оттуда домой уже не вернутся. И это, кстати, отчасти будет вашей виной.

О последнем Яша не раз задумывался. Наверное, в первую очередь он бежал из Владивостока именно от этой мысли, а не от чего-то другого.

— Но только отчасти, господин Фурман. Вы не говорили с людьми, участвующими сегодня в беспорядках. Вы говорили сами с собой, а им просто представилась возможность слушать. В конце концов, чем лично вас обидела корпорация? Превосходное образование, стабильная работа, заработок выше среднего, много заграничных командировок. Я бы поверил, что всё дело в госпоже Василисе Вонг, но… вы завели блог до знакомства с ней. Возможно, сами уже об этом не помните.

Голова была слишком переполнена волнениями и одновременно слишком опустошена ужасом происходящего, чтобы Яша сейчас мог точно вспомнить. Что-то смешалось в мыслях. До, после…

— Собственные одинокие грёзы о прошлом, которое не вернуть. И о будущем, которое всё равно не настанет. Чистый творческий эскапизм. В культуре гайдзинов есть метафора для этого: «замок из слоновой кости».

— Башня.

— Что?

— Башня. «Башня из слоновой кости». Так правильно.

— Благодарю. Хорошо, башня. Вы построили довольно высокую, признаю. Желаете кофе?..

Фурман кивнул, даже как-то неосознанно. Ему не хотелось кофе, но не хотелось и сидеть в неудобном оцепенении: нужно сделать хотя бы что-то. Накамура неспешно открутил крышку термоса и наполнил обе пиалы, пригубив собственную первым.

Яша едва поднёс сосуд к лицу, как ощутил сильный запах. Этот кофе пах совсем не так, как в сетевых забегаловках. Он чем-то напоминал кофейню «Урадзио». Он был настоящим. Как оказалось — и на вкус тоже. Похоже, что Накамура легко прочитал эту мысль.

— Если вы думаете, что нам этот мир нравится больше вашего, то ошибаетесь. Судите хоть по моему любимому напитку, который приходится носить в глупом термосе. Именно поэтому, господин Фурман, я так хорошо вас понимаю.

Какое-то время они оба просто пили кофе: Яша старался смотреть в горячую чёрную жидкость, а японец по-прежнему глядел на него. Он был почти недвижим: только моргал и изредка подносил к кривым губам то пиалу, то сигарету. Наконец Накамура снова заговорил.

— Вы не должны покидать Владивосток, господин Фурман. Мы не можем вам этого позволить. Боюсь, эту мысль не так уж легко понять… но вы необходимы миру, которым мы управляем. Так же, как ему необходим этот кофе. Вы по-своему вредны для нас, даже представляете опасность. Однако от вас имеется и большая польза.

— Польза? Для кого?

— Для всех. Начиная с меня, заканчивая вашей подругой. Есть притча о мудреце, что предлагал юноше вообразить тьму в мире, где не знают света. И тишину в мире, где не бывает звуков. Ваши читатели думают, будто вы противостоите системе — но система просто невозможна без чего-то, ей противостоящего. Вы отлично справляетесь со своей ролью: нам не нужен другой человек на этой специфической должности.

Яша почти ничего не понимал. Он мог ухватиться только за край мысли Накамуры, более-менее понять, к чему тот клонит — но не осознать всё полностью. Не сейчас, не с этим стуком в висках и мерзким ощущением в низу живота.

— Так что же будет?..

Накамура закурил новую сигарету. Он прищурился, глядя на Яшу — и оттого глаза японца почти скрылись за веками.

— Ничего. Госпожа Василиса Вонг ждёт вас за этой дверью. Вы выйдете отсюда, заберёте её и направитесь обратно, в свой высокий замок. Делать. Вашу. Работу.

***

Вода скатывалась по стёклам машины: на лобовом дворники едва справлялись со струями дождя, а через боковые можно было различить только неясные пятна многочисленных огней. Яша почти не чувствовал ног, а потому испытал огромное облечение, рухнув на мягкое сиденье. Он тяжело дышал.

ЯКОВ МАРКОВИЧ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В WEITAXI. УКАЖИТЕ ТОЧКУ МАРШРУТА…

Василиса была красива даже с заплаканным, покрасневшим лицом. Столько людей оборачивались им вслед, по пути через вестибюль к стоянке: рыдающая девушка, судорожно вцепившаяся в мужчину с окаменевшим лицом. Теперь она бессильно уронила голову Яше на колени.

Автомобиль мягко тронулся с места. Яша не спешил рассказывать Василисе об обещании, которое Накамура дал на прощание. Завтра, в начале рабочего дня, её аккаунт восстановят. Если тебя кто-то читает, ты уже не принадлежишь сам себе: но иногда это даёт и какие-то плюсы.

«И вот мне приснилось, что сердце моё не болит: оно — колокольчик в фарфоровом жёлтом Китае…»