Эль Дьябло

– Кто знает, – туманно заметил Алехандро. – А вдруг наша реальность – это тоже чей-то блокбастер? Никогда об этом не задумывался? Возможно, земное бытие – плохое кино, но ты этого не ощущаешь, как не ощущала Жанна. Ты встречал такое, когда человек и рад бы сделать карьеру, но не может: загадочные внутренние барьеры, боится противостоять боссу, опасается что-то предложить на планёрке, так до гроба и вкалывает в одном и том же офисе за копейки. Похоже, что его жизнь заранее кем-то прописана, определена, он не способен к резким телодвижениям, у него жалкая роль, её он и играет. Я не исключаю мысль: у нас на небесах есть режиссёры, нам пишут реплики, и по сценарию мы делаем то, что положено.

Под ногами чавкает грязь. Олег останавливается.

– Мне похуй, – коротко и ёмко извещает он о своём состоянии. – Даже если это и так, я хочу назад в свой фильм. И почему ты об этом спрашиваешь? Тебе неохота вырваться?

– Ещё как охота, – тяжело вздыхает Алехандро. – Но я нахожусь здесь восемьдесят три чёртовых года, а ты – всего лишь восемь месяцев. Я мотаюсь из фильма в фильм и составил определённое мнение насчёт современного киноискусства. По мне – чёрно-белое, даже немое кино было самым лучшим. Пускай отчасти стрёмно жить среди женщин и мужчин с сильно подведёнными ретушью глазами, переходить улицы без единой капли цвета, удивляться людям, которые, обращаясь к тебе, достают из карманов таблички с написанными на них словами. Бывало, стоишь в группе на коктейльном приёме, а слуга каждой знатной дамы держит в руках целую стопку табличек. Она ими машет, общается типа, упарилась вся. Персонажи до забавного излишне пафосны, дико вращают глазами, делают резкие жесты, театрально умирают, но… это так прелестно, наивно, замечательно. Однажды я ушёл оттуда, стараясь попасть обратно в реальный мир, и с тех пор не могу вернуться. Если выбирать прямо сейчас, где я хотел бы быть, – предпочёл бы навеки остаться в немом кино. От Голливуда, признаюсь, меня тошнит.

Олег, с хрустом ломая стебель кукурузы, цинично улыбается.

– Ты просто продукт своего времени, Алехандро, – сообщает он. – Родился в начале XX века и считаешь чэбэ кинцо самым восхитительным, а современные блокбастеры – бездумной и бездуховной отравой. Ну, извини. Чаплин – да, для меня лично это смешно. До сих пор прикольно смотреть, как человек с усиками и в котелке, нелепо высунув язык, падает в торт. Но Чаплиным всё и ограничивается. Тогдашний уровень примитивен, школьники на любительской сцене играют лучше. Выпученные глаза, чёрные подкрученные усы, жесты… Кино смотрели не ради актёрской игры, а потому, что оно было в новинку. Даже не нужно было употреблять слова – достаточно скорчить рожицу, как в раннем детстве.

Алехандро хватается за голову, сжимает виски.

– Да что ты понимаешь в искусстве?! – говорит он, и в его голосе чувствуется ярость.

– Ой, простите… – вмешивается в разговор Жанна. – Мальчики, у меня предложение!

Двое мужчин поворачиваются и вопросительно смотрят на неё.

– Мы идём и идём, но никакого толку, – объясняет девушка, переминаясь с ноги на ногу. – Ночь кругом. Направление не знаем. Может, нам разделиться? Тогда хотя бы один…

Олег в мгновение ока меняется в лице.

– Стоп! – Смолкин медленно растягивает слова: – Я такое уже слышал.

Он поворачивается вокруг своей оси, как «волчок», стараясь прочувствовать обстановку. Вскидывает руки. Кукуруза шумит листьями. Моросит мелкий дождь. Слышится стрекотание сверчков. В небе среди туч стыдливо застрял кусочек жёлтой луны.

Ему хватает секунды, чтобы понять.

– Всё ясно, – с горечью бросает Олег. – Мы никуда не выбрались.

– С чего ты взял? – удивляется Алехандро.

– Это классика, – вздыхает Олег. – Трое людей движутся ночью по полю. По мрачному кукурузному полю. Непонятно куда. Темно. Страшно. Любой звук кажется угрозой. Конца-края не видно. Тут некая девушка говорит, что им лучше разделиться, и спутники идут по одному, каждый в свою сторону, после чего злу легче с ними расправиться. И ещё второй признак, Жанна… Ты же девственница, верно? Отныне всё на своих местах.

– К чему ты клонишь? – хмурит брови Алехандро.

Олег звонко хлопает в ладоши – так, что отдаётся эхо.

– Мы в фильме ужасов, амиго, – с грустью констатирует он. – Неужели непонятно?

Жанна и Алехандро не могут ответить. Из гущи кукурузных стеблей к ним с трёх сторон выходят трое людей в пластмассовых масках клоунов: с красными носами и рыжими искусственными кудрями на висках. В руке каждый держит по широкому ножу для рубки сахарного тростника – мачете. Слышится мерзкое групповое хихиканье.

– Сыграем в игру? – голосом, в котором так и чувствовалась глумливая ухмылка, предлагает первый клоун. Он ниже остальных ростом и горбился, зажимая мачете в ладонях.

– Знаем мы вашу игры, – усмехается Олег. – Бежать по полю наперегонки?

– Сначала мы бросим монетку, – сообщает второй клоун. – Кто из вас умрёт первым.

– У вас всего два варианта, – лениво информирует Олег. – Жанна девственница, а по закону жанра фильмов ужасов она не может умереть. Девушка выживет и убьёт вас.

Клоуны заметно тушуются.