Хороший вышел разговор, удовлетворенно думал он. Шел легко и плавно, сильных расхождений не выявил. Мутаман умел задавать вопросы и, главное, выслушивать ответы – качество редкое для сильных мира сего. С кастильцем был любезен, расположен к сотрудничеству и склонен содействовать во всем, что потребуется. Оказался человеком даровитым, понимающим ценность нового приобретения и готовым извлекать из него пользу в полной мере. Беседу вел уважительно и учтиво, порою слегка насмешливо – чтобы собеседник знал свое место и не забывал, какое расстояние разделяет их, однако ни разу не выказал пренебрежения или высокомерия. Разумеется, в этом был расчет, однако собеседники, сколь бы розно ни было положение монарха и наемного воина, они явно нравились друг другу. Искренность и самообладание кастильца и умная благорасположенность мавра способствовали тому, что разговор тек столь легко, сердечно и непринужденно. Мы с ним – одного поля ягоды, подумал Руй Диас, и при одном раскладе смогли бы стать друзьями, а при другом – так же, совершенно естественно, уважительно и спокойно – смертельными врагами на поле брани.
Руй Диас собирался скатать пергаменты в трубку, когда заметил Рашиду, сестру эмира. Она прогуливалась по саду вместе со своей тетушкой, а перед ними шла чернокожая рабыня. От портика их отделял фонтан, окруженный кустами роз и горшками цветов. Женщины остановились и сквозь завесу воды с любопытством смотрели на кастильца, поднявшегося при их появлении. Рашида была без покрывала, с заплетенными в косу волосами, в наброшенной на плечи полупрозрачной черной шали, в простом домашнем платье из серого шелка.
– Доброе утро, чужестранец. Вот нежданная встреча.
Быстро пошептавшись с тетушкой, которая, судя по всему, не советовала ей этого, Рашида обогнула фонтан и сейчас без тени смущения, но даже с некоторым вызовом стояла перед портиком. Чуть хрипловатый голос – Руй Диас слышал его впервые – произносил испанские слова чисто и очень правильно. Эта женщина, в которой смешалась кровь двух рас, была уже не в первом цвете юности, однако блистала величавой зрелой красотой.
– Не знала, что вы здесь. – С этими словами она набросила шаль на голову.
– Мы тут беседовали с вашим братом.
– Понимаю…
Рашида задумчиво протянула это слово и улыбнулась – похоже, каким-то своим мыслям. Под ослепительным сиянием, заливавшим сад, зелень глаз казалась совсем прозрачной. И это подчеркивало смуглоту лица – слишком темного для христианки, но слишком светлого для мавританки.
– Готовили победоносный поход?
– Ну, что-то в этом роде… «Если Всевышнему будет угодно», сказал он.
– Имя Аллаха не сходит у Мутамана с уст. Он очень набожен. – Рашида поглядела с игривым любопытством. – А вы?
– В меру.
– Молитесь?
– Читаю свои молитвы, как люди вашего племени – свои.
Она перевела взгляд на карту. И палец с длинным выхоленным ногтем задвигался по горам и долам. Руй Диас отметил, что руки у нее тонкие и ухоженные, тыльные стороны ладоней расписаны узорами из хны, пальцы унизаны кольцами, а на запястьях при каждом движении сверкают и позванивают браслеты.
– Вы, наверно, скоро отправитесь воевать?
– Это зависит от воли вашего брата.
– Понимаю… – повторила она.
Она с задумчивым видом склонила голову набок, продолжая с откровенным и дерзким любопытством в упор смотреть на Руя Диаса. А тот чувствовал, что от ее кожи или плоти исходит сквозь шелк ароматное тепло – и это не благовония.
– У вас в Кастилии жена?
– Да.
– Как же иначе… – Вновь дрогнули в улыбке ее губы.
Красиво вырезанные, чувственные и пухлые, они вселяли в кастильца смутное волнение. Он подумал о Химене. О ее холодной и неяркой красоте истой астурийки. О ее почти по-монашески сдержанной замкнутости. О том, как давно уже он пребывает вдалеке от Сан-Педро-де-Карденья. От Химены и дочерей. Как давно не прикасался к женщине.
– Вам нравится сад?
– Очень.
Рашида повернулась, показывая на фонтан и цветник. Тетушка и невольница в ожидании стояли на прежнем месте.
– Его приказал разбить мой отец, упокой Аллах его душу. Чтобы возместить, как он сказал, те времена, когда у его прапрапращуров были перед глазами только камни да песок. Я гуляю по нему каждое утро. – Она показала на кувшин, который рабыня прижимала к груди. – А потом сижу здесь под портиком, читаю…
– Простите, что занял ваше место.
– Ну что вы… Какие пустяки, не беспокойтесь.
– Эмир рассказал мне, что вы много читаете. И совершенствуетесь в каллиграфии, копируя суры.
– Вас это удивляет?
– Немного.
– Разве в христианских странах нет женщин, которые занимались бы тем же?
– Боюсь, что трудновато сыскать таких.
Оценивающе рассматривая его, она помолчала, прежде чем продолжить:
– Ваша жена ведь читает?
– Разве что молитвенник.
– А писать умеет?
– С грехом пополам… Она из аристократической семьи.
– Вы, значит, заключили выгодный брак. Слышала, что вы-то были незнатным и небогатым
– Был. И боюсь, госпожа моя, что таковым и остаюсь.
– Зовите меня Рашидой.
– Я предпочитаю обращаться к вам как раньше.