Элайзабел Крэй и Темное Братство

Лицо Элайзабел мгновенно превратилось в маску лютой ненависти: верхняя губа приподнялась, обнажая зубы, рот приоткрылся. Зло зашипев, она бросилась на Таниэля и, благодаря его замешательству, ухитрилась выбить у него из рук пистолет. Затем она метнулась к выходу, дважды повернула ключ в замке и потянула дверь на себя.

— Нет!!! — выкрикнул Таниэль, всем своим весом налегая на дверь, чтобы успеть ее захлопнуть, прежде чем случится непоправимое.

На какую-то долю секунды перед ним предстало одно из тех существ, голоса которых он слышал за дверью. Вопль чудовища ворвался в полуоткрытый дверной проем подобно урагану. У Таниэля волосы встали дыбом, барабанные перепонки едва не лопнули. С маленького столика у перил лестницы словно вихрем смело цветочную вазу и телефонный аппарат. Что-то огромное и бесформенное напирало с внешней стороны, но Таниэль в последнюю секунду сумел опередить своего неведомого противника и захлопнул дверь, оттеснив Элайзабел, которая всеми силами пыталась ему помешать. В холле снова стало тихо. Безумный рев создания, которое так стремилось проникнуть в дом, смолк где-то вдалеке.

Таниэль зажмурился, прикрыв веки ладонью, словно пытаясь вытеснить из памяти образ страшного ночного гостя, дикий вопль которого все еще звучал у него в ушах. Свободной рукой он направил дуло пистолета, который успел подхватить с пола, в ту сторону, где предположительно находилась Элайзабел. Меньше всего на свете он сейчас желал, чтобы она снова попыталась проскользнуть мимо него и отворить входную дверь. Он чувствовал, как по щекам заструились слезы: глаза его были опалены тем чудовищным зрелищем, которое предстало перед ним несколько секунд назад.

— Таниэль? — донеслось до его слуха. Голос принадлежал не Тэтч, а Элайзабел. В нем звучали растерянность и испуг.

Он заставил себя открыть глаза. Она стояла несколько в стороне от того места, куда было направлено дуло его пистолета, и с тревогой смотрела на Таниэля. Он услышал ее вздох, затем она всхлипнула и зажала рот ладонью.

— Ваши глаза… — сказала она.

Он устало опустил руку. Глаза точно огнем жгло.

— Таниэль, что с вашими глазами? — повторила девушка, подходя к нему и беря его за руку.

— Вы… Вы что-нибудь помните? — допытывался он, покорно следуя за ней наверх, в ванную.

— Смотрите же! — сказала Элайзабел, подводя его к зеркальной стене ванной комнаты. Он нехотя взглянул на свое отражение.

Белки его глаз стали почти сплошь кроваво-красными. Не иначе как все капилляры под слизистой оболочкой лопнули. Из внутренних уголков обоих глаз по щекам медленно ползли кровавые слезы.

Таниэль уверял, что ничего страшного с ним не случилось и он чувствует себя вполне сносно, и все же Кэтлин настояла, чтобы вызвать врача. Эскулап оттягивал Таниэлю веки, заглядывал попеременно то в один, то в другой глаз и наконец изрек, что им следует дождаться утра и определить, появится ли к тому времени какое-нибудь улучшение. Капилляры пострадали довольно серьезно, но они быстро придут в норму, все случившееся не более опасно, чем если бы кто-то крепко врезал ему в глаз кулаком. Словом, у больного имелся повод для определенного беспокойства, но никак не для паники. Таниэлю предписано было избегать слишком яркого света и алкоголя.

— Подождать до утра! — сердито повторил Таниэль после ухода врача. — К утру нас здесь уже не будет.

— Не будет? — удивилась Элайзабел. — Но куда же мы денемся?

— В Кривые Дорожки, — сказала Кэтлин. — У нас там есть… — она поколебалась, — друг, который сможет нам помочь.

Элайзабел рассеянно поигрывала оберегом, висевшим у нее на шее. Когда-то он принадлежал матери Таниэля: тонкая золотая спираль с нанизанными на нее камешками нефрита и крупным сапфиром посередине. Когда Кэтлин попыталась надеть на нее эту вещицу, девушка бурно запротестовала, заявив, что не может принять от них такой дорогой подарок, на что Таниэль ей ответил:

— Нет, вы его наденете, мисс Элайзабел, иначе нам всем несдобровать.

— Я хотела бы знать, что со мной происходит, — неожиданно и твердо сказала она. — Объясните мне. Какие-то силы манипулируют мной, а я даже не знаю, почему, за какие грехи стала игрушкой в их руках.

Таниэль пристально взглянул на девушку, сомневаясь, что она выдержит новое потрясение. Ей и так пришлось немало пережить за последние дни. Но взгляд Элайзабел был полон решимости. Ей нужны были ответы, любая, самая неприглядная правда устраивала сейчас ее больше, чем неизвестность.

— Ну, хорошо. Будь по-вашему, — согласился Таниэль.

И он рассказал ей все без утайки. О татуировке и ее предназначении, о духе, поселившемся в ней, о Братстве, упомянутом ее устами, когда над сознанием ее в очередной раз взяла верх Тэтч.

— Братство, — прошептала Элайзабел. — Это слово мне что-то говорит.