Глаза возницы, почти невидимые под полями цилиндра, следили за каждым ее движением. Вот она подошла к дверце повозки, поставила ногу на резную ступеньку и шагнула внутрь, на ходу складывая свой зонт — словно заставила черный цветок сложить лепестки.
Внутри повозки было холодно, но, к счастью, совершенно сухо. Люсинда откинулась на бархатные подушки, а тем временем лошади тронулись. Доктор, конечно же, назвал кучеру ее адрес, подумала она, так что можно ни о чем не беспокоиться. Она очень устала за сегодняшний рабочий день и вечер и была рада возможности отдохнуть в экипаже. За окошком повозки вовсю неистовствовал ливень, и Люсинда была счастлива находиться здесь, внутри, а не под струями дождя.
И только когда лошади замедлили свой бег, а потом и вовсе остановились, не преодолев еще и половины пути до Ислингтона, в душе ее возникло легкое беспокойство.
— Что случилось? — с тревогой спросила она возницу, открыв дверцу.
И тотчас же ее охватило непривычное ощущение простора, незнакомое жителям Лондона с его тесными, узкими улицами и переулками. Повозка остановилась на каком-то пустыре или в парке — Люсинде почти ничего не было видно из-за дождя. Взгляд ее выхватил из мглы только проселок, по которому они ехали, густую траву по обе его стороны и поодаль — несколько деревьев, похожих на уродливых призраков.
— Эй! — окликнула она громче. — В чем дело?
Ответом ей была тишина.
Люсинда окликнула возницу в третий раз и, когда он снова не отозвался, решилась раскрыть свой зонт и выйти из повозки под дождь. Ей хотелось, во-первых, хорошенько отчитать нерадивого кебмена, а во-вторых, выяснить, что же все-таки стряслось. В душе ее боролись страх и любопытство.
— Если это какая-то глупая шутка, — сердито произнесла Люсинда, ступая на землю, — то имейте в виду, она будет стоить вам работы.
Она обошла повозку, приблизившись к козлам Кучера на них не оказалось.
Это повергло мисс Уотт в совершенную растерянность. Она была одна посреди необъятной пустоши, глухой ночью, под проливным дождем, холодные капли которого успели уже просочиться под ворот ее платья. В полной растерянности она огляделась по сторонам. Вокруг царило безмолвие. Ей не осталось ничего другого, кроме как вернуться к дверце повозки.
— Возница?! — крикнула она еще раз.
Молчание. Лошади перебирали ногами и потряхивали вымокшими мордами. Люсинда не знала, что делать. Она не представляла себе, где находится и в какую сторону следует идти, чтобы добраться до города. Откуда-то издалека до нее долетел шум дирижабля, который наверняка шел на снижение: погода не располагала к полетам.
Глубоко потрясенная неожиданным и оскорбительным для ее достоинства поворотом событий, Люсинда сочла за благо снова усесться в повозку и ждать возвращения возницы или чьей-либо помощи. Не брести же в самом деле пешком невесть куда? Так можно и пневмонию заработать.
Очутившись внутри повозки, она раздраженно отряхнула зонтик и высказала несколько ругательств в адрес кучера. Ведь она рискует замерзнуть тут насмерть! О чем, интересно, этот человек думает? Что все это наконец…
Тут взгляд ее упал на предмет, лежавший на соседнем сиденье. Прежде его там не было. Листок бумаги, а на нем рисунок — клыкастый осьминог в круглой рамке. Протянув руку, она осторожно прикоснулась к бумаге кончиками пальцев, проверяя, не мерещится ли ей все это, и вполголоса пробормотала:
— Шакх-морг.
Раздался тихий скрип. Люсинда вздрогнула и расширившимися от ужаса глазами стала смотреть, как дверца экипажа медленно открывается. Там, за дверью, был он, Лоскутник: вымокшие пряди темно-каштановых волос, маска из лоскутов мешковины с большим зияющим отверстием для рта и глазами, поблескивающими сквозь две дырочки вверху. В руке он держал нож с широким и длинным лезвием, на котором сверкали и переливались капли влаги.
Парализованная страхом, Люсинда молча смотрела, как убийца неспешно влез в повозку и уселся напротив нее, подняв листок с рисунком с соседнего кресла. Так же неторопливо он наклонился к ней, приставил острие ножа к ее горлу и поднес рисунок к самому ее лицу.
— Шакх-морг, — повторил Лоскутник.
Против всякого ее ожидания, голос у него оказался не загробный, не свистящий или лишенный интонаций, какой подобал бы этому безжалостному серийному убийце, а совершенно обычный, хотя некоторый холодок в нем все же звучал, и это напугало Люсинду не меньше, чем нож, приставленный к горлу. Лоскутник подался вперед и круглое отверстие маски очутилось так близко к ее дрожащим губам, что он мог бы, если б захотел, ее поцеловать. Но вместо этого он хрипло прошептал:
— Вам известно, кто убивает, прикрываясь моим именем. Соблаговолите просветить на сей счет и меня, Люсинда Уотт.
12