Элантрис

Друзья двигались с частыми передышками, поскольку ослабленные тела не выдерживали непривычной нагрузки. Подниматься пришлось долго. Наверху выход оказался заколоченным деревянными досками, причем довольно новыми – должно быть, постарались гвардейцы. Становилось очевидным, что изнутри ее открывать не предполагалось.

– Дальше я не попал, сюл, – сказал Галладон. – Вскарабкался до самого верха Долокеновой лестницы и обнаружил, что надо было захватить с собой топор.

– Вот мы его и принесли.

Раоден поудобнее перехватил орудие, которое Таан в свое время хотел обрушить на его дом. Вдвоем они принялись за работу, по очереди врубаясь топором в заслон.

Даже совместными усилиями прорубиться сквозь баррикаду оказалось нелегко. Принц уставал после нескольких замахов, которые лишь слегка царапали дерево. Но в конце концов им удалось расшатать и вынуть одну доску, и, окрыленные победой, они сумели расширить пролом и протиснуться в него.

Вид сполна оправдал мучения. Раоден десятки раз поднимался на элантрийскую стену, но никогда еще Каи так не радовал глаз. В городе царило спокойствие; выходило, его страхи о вторжении не оправдались. Принц с гордой улыбкой наслаждался маленькой удачей – его охватила радость, как будто он покорил неприступную горную вершину, а не обычную лестницу. Стены Элантриса снова принадлежали своим хозяевам.

– Мы сумели. – Раоден удовлетворенно облокотился на парапет.

– Что заняло немало времени, – проворчал дьюл, становясь рядом.

– Всего несколько часов, – легко возразил принц. Усталость от изнурительной работы быстро таяла в блаженстве победы.

– Я говорю не о прорубании двери, сюл. Я три дня пытался затащить тебя сюда.

– Я был занят.

Галладон фыркнул и что-то пробормотал себе под нос.

– Что ты сказал?

– Я сказал – «двухголовому феррину никогда не покинуть своего гнезда».

Принц улыбнулся – он знал джиндоскую поговорку. В тамошних болотах часто можно было услышать, как кричат и ругаются друг с другом эти голосистые птицы. Поговорку употребляли по отношению к тем, кто нашел новое увлечение, в том числе и любовное.

– Будет тебе, – обернулся он к другу. – Все не так плохо.

– Сюл, за последние трое суток вы разлучались, только чтобы посетить удобства. Она бы стояла сейчас рядом с нами, если бы я не утащил тебя тайком.

– Ну, – пробормотал в сторону принц, – она моя жена.

– И когда ты собираешься поставить ее в известность?

– Когда-нибудь. Не хочу, чтобы она чувствовала себя скованной обязательствами.

– Ни в коем случае.

– Галладон, друг мой. – Раодена ни капли не смутили нападки дьюла. – Что бы сказали люди твоего народа, если бы узнали, как ты далек от романтики?

Дюладен заслуженно славился громкими скандальными связями и страстью к запретной трагической любви.

В ответ Галладон лишь фыркнул, ясно показывая, что он думает о романтических наклонностях дьюлов. Затем повернулся и зорко оглядел Каи.

– Зачем мы сюда забрались, сюл?

– Не знаю. Это ты притащил меня на стену.

– Да, но лестницу искал ты.

Раоден кивнул. Ему вспомнилась оборвавшаяся в самом начале попытка найти путь наверх. «Неужели с тех пор прошло целых три дня?» – удивился принц. Он не заметил, как они промелькнули, – возможно, он действительно проводил слишком много времени с Сарин. Но он не чувствовал ни капли вины.

– Вон там. – Галладон указал вниз, на Каи.

– Что?

– Я вижу флаг наших беглых гвардейцев.

Принц с трудом различил красный всполох, похожий на вымпел.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Раоден прищурился и сумел разглядеть дом, около которого развевался флаг.

– Это особняк Телри. Что делает у него в гостях элантрийская гвардия?

– Может, он под арестом?

– Вряд ли. Гвардия не занимается охраной порядка в Каи.

– Тогда почему они ушли со стен?

Раоден покачал головой.

– Точно не знаю. Могу только сказать – что-то здесь нечисто.

Они спускались молча, глубоко погруженные в размышления.

Имелся только один способ выяснить, что происходит с гвардейцами. Сарин была единственным новичком, который попал в город после их исчезновения; только она могла рассказать, что творится в стране.

Но принцесса отказывалась говорить о внешнем мире. С ней что-то случилось, и воспоминания о происшедшем причиняли боль. Видя ее нежелание, Раоден не настаивал, – он не хотел настроить девушку против себя. По правде говоря, он наслаждался ее обществом. Язвительный юмор Сарин вызывал у него улыбку, отточенный ум интриговал, а независимый характер внушал надежду на будущее. Десять лет принцу приходилось иметь дело с женщинами, которые только и думали, как сидит на них платье (особенно его раздражало, что слабовольная мачеха задает тон подобной недалекой наивности), и он мечтал о той, кто не станет прятаться за чужие спины при первом намеке на неприятности. Как его давно умершая мать.