Эланус

Ну хорошо, у него есть родители. Но не стоило даже заикаться о том, чтобы они узнали, что их сын шпионит за людьми с помощью дрона. Они были очень любезны и милы, и это всегда было большой проблемой. Они имели полное право на такого же милого ребенка, но он как-то рано понял, что это не для него.

В задумчивости Йона погладил ровную поверхность Элануса. Может быть, настало время приобрести пару новых навыков. Не касающихся области познаний и техники.

Йона сразу же почувствовал, что что-то изменилось, когда на следующий день вошел в здание института. Его первая лекция начиналась сегодня в десять часов, но в коридорах царила непривычная для этого времени тишина. Не видно было ни студентов, обычно сидящих и работающих за столами в перерывах между занятиями, ни маленьких групп перед лекционными аудиториями, ожидающих начала следующей лекции. Вместо этого в воздухе висело сдержанное напряжение. Но не полное какого-то ожидания, а скорее угнетенное, подавленное.

Все переговаривались так тихо, как обычно разговаривают, когда в соседней комнате находится тяжело больной человек, которого ни в коем случае не следует будить.

На втором этаже Йона увидел плачущую девушку возле вымытого до блеска окна. Она тихо всхлипывала, прижавшись к своей подруге, которая, утешая, гладила ее по спине, хотя сама выглядела как-то потерянно.

Йона не знал ни ту, ни другую. Он помедлил несколько секунд, а затем подошел к ним. Он повернулся к той, что играла роль утешительницы:

– Могу я вам чем-то помочь?

Девушка покачала головой.

– Нет. Просто Марлиз только что обо всем узнала. Разве это не ужасно?

Йону охватило ощущение, словно тяжелый камень опускается в его желудок. Ужасно.

– Да что случилось-то? – В действительности он не был уверен, что хочет услышать ответ. Йона вспомнил Линду и ее дрожащие руки. Ее слезы. А что, если…

Стоп! Ты не в том направлении думаешь. Линда училась не в этом институте, так что маловероятно, чтобы девушки ее знали.

– Ты еще ничего не знаешь? – Студентка, которая до этого плакала, наконец вытерла слезы. – Профессор Лихтенбергер мертв. Он умер этой ночью.

Йоне даже не пришлось сыграть свое удивление. Это было действительно плохо, и ему было очень жаль. Одновременно – и это чувство показалось ему странно неподходящим в данный момент – он ощутил облегчение. Это несчастье не имеет ничего общего ни с ним, ни с его анонимными посланиями.

А что же случилось с профессором? Инфаркт? Вчера во время лекции он показался Йоне совершенно здоровым, хотя, конечно, такие вещи иногда случаются как гром среди ясного неба…

– А от чего он умер, вы не знаете? Несчастный случай?

Девушки так синхронно покачали головами, словно это было заученное движение.

– Нет, – произнесла на этот раз другая девушка. – Сегодня утром его нашла уборщица в лекционном зале 2б.

– Это случилось здесь, в здании? – Эта новость действительно удивила Йону. В лекционном зале, явно поздно вечером или ночью, иначе профессора нашли бы раньше.

Ответ девушки снова подтвердил его предположение:

– Я была здесь сегодня уже в половину восьмого, так как хотела сходить в библиотеку, и здесь везде уже была полиция. Затем они вынесли кого-то на носилках из бокового входа. Человек был накрыт с головой. Я сначала не знала, кто это был, пока мне… не рассказал… привратник. – Ее последние слова чуть не утонули в потоке новых слез.

У Йоны сразу же возникла сотня вопросов, но ни на один из них девушки не смогли бы ответить. Полицию всегда звали в случае смерти при невыясненных обстоятельствах. То, что она была сегодня здесь, еще не означало, что профессор стал жертвой какого-то преступления.

Но это было вполне возможно. Вполне возможно.

Он быстро попрощался и побежал к своей аудитории, в надежде, что встретит там кого-нибудь, кто сможет рассказать ему больше. Но единственное, что он нашел, была записка на дверях с информацией о том, что лекция сегодня отменяется. Без указания причины, но ее Йона мог теперь указать и сам. Скорее всего, в этот день отменят большинство занятий, потому что полиция станет опрашивать коллег Лихтенбергера, или потому, что эта смерть так сильно тронула их, что сконцентрироваться на занятии будет просто невозможно.

И хотя для себя он решил не связывать смерть профессора и вчерашнее состояние Линды, в его голове снова и снова всплывала одна картина: Линда, сползающая по стене студенческого общежития и с лицом, полным отчаяния, прижимающая к уху свой телефон.

Я очень боюсь, сказала она тогда. И еще: Ты думаешь, это шантаж?

Шантаж чем? Этот вопрос только вчера промелькнул в его голове, а уже сегодня ответ на него вырисовывался все более отчетливо.

Он вышел из здания института и медленно побрел по территории кампуса. Линды нигде не было видно.

Вокруг других институтов царило привычное оживление. Слышался смех, звучали разговоры. Некоторые студенты сидели, склонившись над своими ноутбуками. Видимо, новость еще не распространилась на весь университет. Или эти студенты просто не знали Лихтенбергера.