– И все же Сильвия не потеряла своего мужа, – сказала Лихтенбергер дрожащим голосом. – О боже, Андреа, у нас время на исходе…
Издалека послышались приближающиеся шаги, и Йона быстро отошел от двери. Через несколько секунд две студентки вышли из-за угла, обе держали в руках листочки, которые были похожи на формуляры.
Одна их них улыбнулась Йоне:
– А доктор Шраттер у себя?
– Без понятия. – Его голос звучал не так, как обычно. Он был более хриплым.
Девушка быстро посмотрела на него, затем пожала плечами и постучала в дверь. Не дожидаясь обычного «Войдите», она открыла дверь:
– Мы хотели бы поговорить с ректором по поводу этих документов.
Разговор в приемной резко прекратился. Несколько сердцебиений в бюро царила тишина, затем Йона услышал голос Гиллес:
– Доктор Шраттер в настоящий момент, к сожалению, не в бюро, но к обеду он должен вернуться. Вы можете подойти еще раз или просто оставить документы здесь, а я передам их ректору.
Пока студентки обсуждали, какую из возможностей выбрать, открылась дверь и вышла Беате Лихтенбергер. Она выглядела усталой, ее взгляд скользнул по Йоне, не выражая никакого интереса, но через несколько секунд снова вернулся к нему. Она молча уставилась на него.
Он не знал, что делать, и просто поднял в приветствии руку. Беата заправила прядь волос за ухо, явно раздумывая над тем, стоит ли ей заговорить с ним или нет.
И только сейчас он заметил конверт в ее руке. Тот выглядел точно так же, как конверт, который он достал из почтового ящика Лихтенбергеров.
Он быстро опустил взгляд, надеясь, что его удивление не было замечено. Женщина заставила себя улыбнуться.
– Спасибо еще раз за цветы и открытку, – сказала она.
Через несколько секунд она поспешила по коридору к лестнице.
Йона побежал в противоположном направлении, без цели, просто чтобы его не было видно из ректората. Постепенно до него стали доходить возможные последствия встречи с Лихтенбергер.
Она и Гиллес говорили о нем и теперь могли предположить, что он все слышал. Что, кстати, соответствовало действительности. Если сейчас они будут опасаться, что он сорвет их планы, то, вероятно, захотят еще быстрее избавиться от него.
В аудитории Йона сидел рядом с Марлен и ощущал, как ей передается его нервозность.
– Да что случилось-то? – прошептала она ему.
– Позже. Пожалуйста, позже.
Как только закончилась лекция, он потянул Марлен за собой, они выбежали из здания и стали искать место поспокойней, но ничего не могли найти. Везде кто-нибудь мог неожиданно появиться из-за угла.
Наконец Йона прислонился к дереву, которое росло рядом со стеной, ограждавшей кампус. Здесь никто не мог приблизиться сзади, а другие стороны хорошо просматривались.
– Теперь я это точно знаю, – сказал он. – Они хотят убрать меня с дороги.
– Они? – Дыхание Марлен было все еще прерывистым от бега.
– Да. Хельмрайхи, Шраттер и Гиллес. Я подслушал сегодня разговор в ректорате. Гиллес назвала меня «большой проблемой». Она считает, что Сильвия на грани нервного срыва, потому что я живу вместе с ними под одной крышей. Потому что ей нельзя совершить ошибку. – Он сполз вниз по дереву, сел на корточки и закрыл лицо руками. – Да если бы я знал то, что они думают, что я знаю. Я понятия не имею, какой правды они боятся, но они убеждены в том, что я могу стать их злым роком.
– Скорее всего, это связано с письмами. – Марлен полезла в сумочку и вынула оттуда маленькую, сложенную в несколько раз записку. – Я не заметила, как ты подсунул ее мне в сумку, но, может, кто-нибудь другой увидел это? Может, Линда?
– Маловероятно, – пробормотал Йона.
– Но может, кто-то, кто ее знает? А потом он передал ей.
Конечно, это было возможно. Он неопределенно пожал плечами.
– Тогда номер три, – констатировала Марлен. – Кто там был, напомни.
– Какой-то Хендрик.
Йона уже почти забыл про него.
– Хендрик Ахнер?
– Не знаю. Блондин, он тоже учится с нами. Ходит на лекции Вольмана и Шустера.
Она кивнула:
– Значит, точно Хендрик Ахнер. Младший сын бургомистра.
Ну вот, прямое попадание. Этот Хендрик точно знал весь город. Если он рассказывал направо и налево о том, что он тогда получил и от кого, то это с легкостью могло дойти до этих людей.
Вот только… какой вывод они из этого сделали? Неважно, в каком направлении думал Йона – ничего не имело смысла.
– Они сказали, что у них время на исходе. – Он снова встал и пнул раздраженно небольшой камень, который на удивление улетел далеко. – У тебя есть идея, что они имели в виду?
Марлен покачала головой:
– Тут я тебе, к сожалению, не могу помочь.
– Ничего. – Йона медлил. – Но есть… возможно, что-то другое, что ты могла бы для меня сделать.
Ему не нужно было слишком долго ее уговаривать. Через минуту у него был уже номер телефона Коли, так как Марлен иногда занималась с ним немецким языком.
– Но о том, чтобы послать к нему Элануса, ты можешь забыть, – сказала она. – Он лежит в отделении интенсивной терапии. Уже четвертую неделю. Во-первых, там внутри нет никаких сотовых телефонов, а во-вторых, он в коме. Он не сможет ответить на твое сообщение.