Эластичность. Гибкое мышление в эпоху перемен

Каждому испытуемому выдали карандаш и попросили воспроизвести вертикальный отрезок прямой, как он нарисован в стандартном квадрате. Кого-то попросили провести линию той же длины, что и в стандартном квадрате, а кого-то – той же пропорции (одна треть по высоте) относительно обрамляющего квадрата. У этих двух заданий есть сущностная разница. В первом человек может не обращать внимания на квадрат, а во втором соотношение квадрата и отрезка – ключевые.

Исследователи замыслили это исследование, сосредоточившись на такой разнице, потому что квадрат – контекст для отрезка, а контекст – элемент, значимый для японской культуры. Китаяма предсказал, что японцы справятся лучше европейцев, если попросить их соблюсти пропорцию, но все будет иначе, если японцев попросить нарисовать отрезок равным по длине; эксперимент показал в точности такие результаты.

Квадраты Китаямы.

Слева: длина отрезка соотносится с исходным рисунком.

Справа: пропорция отрезка соотносится с исходным рисунком

Китаяма в своем исследовании пощупал то, как люди думают, но культурные различия, проникающие так глубоко, что влияют даже на физическое восприятие, наверняка фундаментально влияют и на подходы разных людей к решению задач в пределах, принятых в сообществах этих людей. А потому социологи задались вопросом: влияет ли культура на уровень новаторства в том или ином сообществе? Если да, то сравнительный рейтинг стран относительно новаторства вряд ли меняется со временем и тем самым отражает глубинную культуру общества.

Приведу таблицу, показывающую результаты одного исследования, посвященного как раз этой теме. Оно оценивает США и тринадцать европейских стран примерно сопоставимого благополучия относительно количества изобретений, запатентованных из расчета на душу населения за 1971–1980 годы[101]. Таблица показывает, что у большинства стран рейтинг сохранялся на протяжении всего десятилетия.

Это исследование не было статистическим выбросом. Например, в таблице ниже приведены аналогичные рейтинги, полученные другими учеными и за другое десятилетие – с 1995 по 2005 год. В этой работе изучали отдельный подкласс изобретений, поэтому эти две таблицы впрямую сравнивать нельзя, но важно то, что рейтинги похожи – и они устойчивы во времени[102].

Наша культура способна предложить нам подход к вопросам, полезный в их решении, но может и мешать нам. Сильное культурное самоопределение, если оно порождает глубоко запрограммированный подход к тем или иным вопросам, может затруднять смену этого подхода, пусть даже он и не действен. Соприкасаться же с другими культурами полезно, потому что те, кто вырос или работает в чужой культуре, зачастую относятся к жизни иначе, и исследования показывают, что простое взаимодействие с такими людьми способно раздвинуть рамки нашего мировосприятия и увеличить у нас эластичность мышления[103]. Чем шире взгляд на мир, возникающий при таких взаимодействиях, тем с большей вероятностью мы будем готовы ломать свои старые привычки и освобождаться от жестких закономерностей мышления, которые не дают нам двигаться вперед.

Но независимо от того, нужны ли нам новые рамки мышления или мы способны отыскать решение в существующих мыслительных структурах, откуда все же берутся эти самые идеи, которые мы ищем? В следующей главе я объясню, как процесс производства идей происходит в глубоких недрах нашего бессознательного ума – и деятельнее всего он как раз тогда, когда сознательные процессы аналитического мышления находятся в покое.

6 Думаем, когда не думаем

У природы есть запасной план

Лежа в постели в швейцарской деревне Колони у Женевского озера, Мэри Годвин маялась. Третий час ночи, еще одна унылая ночь унылым дождливым июнем. Беспрестанные дожди сами по себе не диво: Мэри выросла в Лондоне, а к тому же провела немало времени в Шотландии. Но этой ночью погодный мрак – точь-в-точь ее настроение.

Мэри, бледная, хрупкая женщина с каштановыми волосами и глубокими карими глазами, была к себе сурова. Одна тысяча восемьсот шестнадцатый год, ей всего восемнадцать. Пришлось проводить лето в Швейцарии со своей единокровной сестрой, друзьями и возлюбленным. Как-то раз поздно ночью, когда лило особенно сильно, все собрались у камина почитать вслух сборник страшных историй, а затем решили: пусть каждый в компании напишет такую историю сам.

К следующему вечеру все справились – кроме Мэри. Шли дни. Друзья не оставляли ее в покое: «Ну как, сочинила?» – а она продолжала отвечать «стыдливым отрицаньем». Начала уже чувствовать себя недостойной интеллектуального собрания друзей и возлюбленного. Неуверенность в себе лишь умножала ее муки.