В те дни через хребет уходили все, кто мог передвигаться. Ведь судьба Баксанского ущелья, по существу, была предрешена. И хотя было известно, что перевал Бечо труднее и круче перевала Донгуз-орун, эвакуировать население решили именно через Бечо, так как этот путь в Сванетию был значительно короче, чем путь через Донгуз-орун.
Нечеловечески трудным был этот переход. Альпинисты и воины 214-го полка 63-й кавалерийской дивизии переправили через перевал более полутора тысяч местных жителей, в числе которых было много женщин и детей. Люди шли по снежным мостам, через страшные пасти бездонных трещин, по ступеням, вырубленным во льду на крутых склонах. Стариков и старух вели под руки, больных и детей несли на руках, а самых маленьких — в рюкзаках. А со склонов Эльбруса и перевалов противник непрерывно обстреливал отходившие части и эвакуируемое население.
Положение в Баксанском ущелье серьезно тревожило наше командование. В сложившихся условиях верховье ущелья можно было обезопасить, лишь окружив вражеские войска, расположенные на массиве Эльбруса. Выполнить эту задачу зимой было нелегко. Но усилившуюся активность гитлеровцев можно было ослабить не только их окружением. Хорошие результаты могла дать и разведка боем в тылу врага. С этой целью по предложению альпинистского отделения штаба фронта и была организована разведка в районе перевала Морды, через который с Военно-Сухумской дороги по ущелью реки Секен шла тропа в тыл эльбрусской группировки противника.
Для осуществления разведки оперативная группа по обороне Главного Кавказского хребта, действовавшая при штабе фронта, направила меня и Кельса в 46-ю армию. Чтобы выбрать место перехода отряда через Кавказский хребет, я должен был участвовать в одной из авиаразведок.
Формирование разведывательного отряда поручалось штабу 394-й дивизии. Для оказания помощи в штаб направили Кельса.
Разведывательный отряд должен был выйти через ущелье реки Секен на перевал Морды, создать там гарнизон и определить силы противника в ущелье реки Морды и на дороге Хурзук — Хотю-тау, то есть в тылу немецких частей, находившихся на Эльбрусе.
Получив соответствующие документы, я направился из Сухуми в 23-й авиационный полк ВВС ВМФ. Кельс выехал к месту формирования отряда — в штаб 394-й дивизии.
Во время предстоящей авиаразведки мне нужно было также установить результаты бомбардировок нашей авиацией баз противника в районе Эльбруса. Сведения об этом поступали весьма разноречивые, так как летчикам трудно было ориентироваться в горах.
Вылететь на разведку сразу не удалось. Прифронтовой аэродром раскис от дождей, и с него не могли подниматься даже небольшие самолеты-разведчики Р-10.
Ожидая, пока подсохнет поле, я знакомился с людьми, с жизнью авиационной части. Лететь мне предстояло с летчиком Германом Кудряшовым вместо его штурмана-стрелка. Командир эскадрильи считал, что район разведки довольно близок и туда можно лететь без штурмана, а в горах я заменю его, так как смогу ориентироваться ио знакомым вершинам и ущельям.
Самолет Р-10 был вооружен двумя пулеметами, управляемыми летчиком, турельным пулеметом в кабине штурмана, имел на борту несколько двадцатипятикилограммовых бомб. Мне предстояло изучить свои обязанности во время полета, освоиться в кабине и хотя бы теоретически знать правила пользования парашютом. Невольно вспомнил в связи с этим довоенные годы и наши споры с женой, которая еще студенткой не на шутку увлеклась парашютным спортом, совершила 15 прыжков и стала инструктором. Спорили же мы о достоинствах альпинизма и парашютного спорта. Жена побывала в горах, имела значок «Альпинист СССР» 1-й ступени. Я же был только альпинистом, а с парашютом не прыгал. При таком положении хочешь не хочешь, а научись прыгать. Пришлось записаться в кружок, прошел теоретическую часть подготовки. Натерпевшись страху, прыгнул два раза с вышки. Поделился своими впечатлениями с женой. Она стала уверять, что прыжки с самолета в этом смысле проще и что она предпочитает их прыжкам с вышки.
Война прервала мои занятия парашютным спортом, и теперь, собираясь в воздушную разведку, я жалел об этом.
Все в полку с интересом относились к нашей разведке. А меня авиаторы много расспрашивали о боях на перевалах, советовались по ряду вопросов, связанных с полетами в горах. Они давали высокую оценку действиям защитников перевалов на Главном Кавказском хребте.
Время шло, вылет задерживался, а я волновался, поскольку Кельс с отрядом разведчиков, вероятно, уже достиг исходных рубежей, откуда должен был направиться к заслону 394-й стрелковой дивизии, который стоял в средней части ущелья реки Секен.
Но однажды в домике, где я жил вместе с членами экипажа нашего самолета, перед рассветом появился связной из штаба.
— Над нами и в горах ни облачка, — с порога прокричал он. — Можно лететь!
Командир звена еще раз проверил маршрут полета, дал задание, и мы поспешили к самолету.