Эльдорадо

Пить Сергей не любил и не хотел, а «Джека Дэниелса», равно как и вообще любое другое виски, уже забыл, когда последний раз пробовал на вкус. К выпивке у него всегда было отношение было традиционно-правильное, то есть – чуть чуть и исключительно по праздникам, не говоря уже о том, что одна только мысль пить из горла после Павлика немедленно вызывала отторжение на грани тошноты. Но, во-первых, с самого утра сегодня на душе было настолько погано, что, вопреки своему принципу еще со студенческих лет, наперекор всему, стараться воздерживаться от алкоголя, в первую очередь, именно тогда, когда плохо, чтобы, не дай Бог, не привыкнуть и не спиться, Сергей как раз думал о том, что, возможно, именно сейчас, в честь уходящей вместе со старым годом очередной частицы жизни, можно было бы, пожалуй, немного отступиться, отвлечься и расслабится. А во-вторых, да, пожалуй, и в главных, хоть он сам себе в этом, обычно, открыто и не признавался – совсем не хотелось ссориться с Павликом, особенно, с пьяным. Без малого два года назад, когда во время посвященного дню нефтяника корпоратива, Сергей отказался, как положено «настоящему мужику», залпом выпить двести грамм без закуски, жирный урод едва не выбил ему зуб. Протрезвев, конечно, даже сделал вид, что извинился, а затем вел себя, вроде как, будто ничего не произошло, разве что, и без того обычного для него презрительно-снисходительного панибратства в общении с Сергеем с тех пор значительно прибавилось. Поэтому, насколько бы противно это ни было, но связываться с ним лишний раз, мягко говоря, совершенно не хотелось. Хотя, разумеется, от очередного осознания собственной трусости и никчемности, на душе немедленно сделалось еще гаже, а ведь буквально пять минут назад, казалось, что хуже, нежели сейчас, быть уже совершенно не может.

Дабы заглушить всю эту клокотавшую внутри мерзость, Сергей сделал сразу три щедрых глотка – виски скатилось по пищеводу, словно лава по склонам извергающегося вулкана и разорвалось в желудке серией термобарических вспышек, немедленно выбросивших в кровь живительное тепло. Тускло зеленые стены офиса, по случаю праздника безвкусно украшенные вырезанными из фольги снежинками, разноцветным дождиком и облезлыми китайскими пластиковыми шариками, душно и тесно сдавливавшие каждое рабочее утро на протяжении последних лет, будто узкий бетонный гроб, сразу подернулись пленкой зыбкого, расплывчатого марева и несколько раздвинулись в стороны, давая вздохнуть немного свободней. Сергею даже пришло в голову, что, действительно, зря он уж так радикально пренебрегал алкоголем, а принципу трезвости, определенно нужно временно изменить – по крайней мере, сегодня.

– Носорог собрался речь толкать, типа, как Путин только в миниатюре, – Павлик коротко, но от этого не менее противно, хохотнул, – Общий сбор через пятнадцать минут в подиуме, и будет объяснять, сука, типа, как мы дошли до жизни такой. Потом, кто захочет, можно на фуршет остаться, начать реализовывать, скажем так, сегодняшнее законное право нажраться до усрачки, а кто не хочет – сразу идти нажираться дома, типа, ускорить и модернизировать процесс! – Павлик снова заржал, но через секунду вдруг сделался неожиданно серьезен и чуть ли не торжественен, – Слушай, я, собственно, чего забежал-то. Уже сваливал отсюда, на петушню эту смотреть не собирался, а вдруг узнаю тут, сейчас, что премию зажали, уроды, до пятнадцатого ни хрена не придет. Брателло, выручишь?

Вызванные виски, катившиеся по телу теплые волны немедленно остыли на несколько сотен градусов и превратились в ледяные, остро царапающие изнутри, осколки айсбергов. Премию, вместе с декабрьской зарплатой, Сергею тоже задержали, точно так же, впрочем, как и всему их отделу, о чем Павлик, разумеется, прекрасно знал. От ноябрьской получки оставалось чуть больше пяти тысяч наличными и еще двести рублей на карте – на них еще предстояло каким-то образом сегодня успеть купить подарки и умудриться хоть что-то оставить для новогоднего стола. На какие средства существовать семье, да и ему самому тоже, после боя Курантов, Сергей сегодня старался не думать.

– Вообще ничего нет, совсем, ни копейки, – сказал Сергей, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал максимально твердо и мужественно, – В обрез на метро до дома и все. Я даже…

– Да ладно, брателло, мне ж косарик всего, только до пятнадцатого! – клокастые брови над неестественно выпуклыми и круглыми, словно грязные шарики для пинг-понга, налитыми глазами Павлика, поползли вверх, – Вообще, позарез надо! Выручи!

«Сказал же, твою мать, нет денег! Не понял, ты, вообще, совсем тупой?! Где я тебе возьму?! И когда пятерку, которую еще в октябре занимал, отдавать собираешься?!» – эта гневная тирада настолько явственно и четко прозвучала в голове Сергея, что он даже почти поверил, будто смог произнести ее вслух, гневно бросить Павлику прямо в его круглую, наглую, жирную рожу. Но, вместо этого, руки уже сами потянулись во внутренний карман пиджака и принялись расстегивать бумажник.