Эльдорадо. Золото и кокаин

Впоследствии мне нередко приходилось выступать в роли живой мишени — в меня стреляли из многих разновидностей огнестрельного оружия, включая минометы, — но в первый раз это ощущение трудно даже с чем-то сравнить. Я почувствовал себя очень большим, моя спина стала такой широкой, что, казалось, заняла собой все пространство салона. Одновременно перед глазами промелькнули живописные кадры из голливудских боевиков — залитые кровью затылки, заляпанное мозгами ветровое стекло, развороченное автоматной очередью тело водителя, навалившееся на руль. Гораздо позже я узнал, что прицельно выстрелить с такого расстояния из несущейся на огромной скорости машины невозможно — и наши преследователи открыли огонь не потому, что надеялись подстрелить кого-то из нас, а просто от досады. Но тогда мне было не до рассуждений.

Я на предельной скорости долетел до Звездного бульвара, свернул на него, описав широкую дугу, и ушел на улицу Годовикова. Места эти я знал хорошо — после того как отец вернулся с Кубы, нам дали большую трехкомнатную квартиру на проспекте Мира, около метро «Щербаковская». Когда я вернулся из армии, мама разменяла просторную трешку на двухкомнатную в Медведкове — для себя и Насти — и однокомнатную в Кузьминках — для меня. Но так или иначе, я прожил в этом районе почти десять лет.

«Ниссан» безнадежно отстал, но я не сбрасывал скорость. Вылетев на проспект, я внаглую развернулся через две сплошные и помчался в направлении ВДНХ. Не доезжая гостиницы «Космос», повернул направо и через несколько минут был уже в Сокольниках.

— Ну ты гонщик, — сказал Руслан одобрительно. — Шумахер отдыхает!

Я не ответил. Моя правая нога, та, которой я только что изо всех сил выжимал педаль газа, дрожала так, словно через нее пропускали электрический разряд.

— Ё, — сказал один из парней за моей спиной и нервно хохотнул, — ё, пацаны, я уж думал — все, отбегались...

— Слышь, — второй перегнулся мне через плечо и задышал в ухо, — четкая у тебя тачка! Может, продашь? Сколько хочешь?

Прежде чем я успел послать его по известному адресу, Руслан резко обернулся к нему и рявкнул:

— Замолкни, Гусь! Если б не Денис, чехи тебя уже на куски бы порезали...

Так, значит, это были чеченцы, подумал я. Замечательно. Интересно, они запомнили номер?

Я подождал, пока утихнет дрожь в правой ноге, и уже спокойно, не нарушая ПДД, отвез своих опасных пассажиров по тому адресу, который назвал мне Руслан. На прощанье мой школьный товарищ сунул мне тонкую пачку зеленых банкнот.

— Это типа премия, — сказал он.

Приехав домой, я пересчитал деньги. В пачке оказалась тысяча долларов — в два раза больше, чем обещал мне Руслан.

Вот с этого-то все и началось. Когда Оксана увидела деньги, то буквально завизжала от радости.

— Ура! Теперь мы поедем в Турцию! И еще на дубленку мне хватит!

Но я разделил пачку надвое и убрал пятьсот баксов в ящик стола. Там у меня лежала прискорбно тощая заначка, предназначенная для оплаты будущей Настиной учебы в институте.

— Ну ты и жмот, — сказала Оксана, поджав губы. — Куркуль, вот ты кто!

Я мог бы сказать ей, что заработал эти деньги в буквальном смысле рискуя жизнью; что она тоже могла бы оторвать свою задницу от дивана и попробовать устроиться на работу (по специальности она была логопедом); что тысячи долларов в любом случае не хватит на Турцию и на дубленку — в общем, я мог бы сказать ей многое, но промолчал. Я молча протянул ей вторую половину пачки, оделся и вышел из дома. До утра я гулял по пустому Кузьминскому парку, страшно замерз, а когда вернулся, Оксаны в квартире не было. Она приехала к вечеру следующего дня, веселая и раскрасневшаяся, и я не стал спрашивать, где ее носило почти двое суток. С тех пор мы почти не разговаривали, и стало ясно, что наша совместная жизнь не просто дала трещину, а со свистом в эту трещину провалилась, словно звезда, коллапсирующая внутрь себя.

— Я же сказала, выйду через пять минут! — повторила Оксана в трубку. Видимо, специально для меня.

Подразумевалось: кто-то, гораздо лучше тебя, уже приехал за мной и готов ждать меня у подъезда сколько понадобится. Потому что когда Оксана говорила «через пять минут», это могло означать от пятнадцати минут до получаса.

Я подошел к окну и выглянул во двор. У подъезда стояла некогда белая, а теперь грязновато-серая «Тойота Королла» с длинной, похожей на удочку, антенной на крыше. К ней разболтанной походочкой шел от будки телефона-автомата южного вида брюнет в кожаной куртке с меховым воротником. Руки он держал в карманах куртки. Редкие снежинки, медленно падавшие с темного неба, белели у него в волосах, как ранняя седина.

— Это Тарик, — с плохо скрываемым торжеством в голосе объяснила Оксана. — Он хочет познакомить меня со своими родителями! Они в Стамбуле живут.

— Поздравляю, — сказал я. — Пришли открытку с берегов Босфора.

Она прищурилась.

— Знаешь, мне тебя даже жаль. Ты просто злобный и завистливый неудачник...

Логики в ее словах было мало, но я уже к этому привык.

— Сумку помочь донести? — спросил я.

— Обойдусь! Если что забыла — позвоню.