Элеанор Олифант в полном порядке

– Так, – сказала она, внимательно изучая меня, стоя слишком близко, – знаете, а ведь это совсем не проблема. У Бобби есть просто замечательные консилеры для кожи любого тона. Избавить вас от этого я не смогу, но точно могу сделать менее заметным.

Интересно, она всегда говорит о себе в третьем лице?

– Вы о моем лице? – спросила я.

– Нет, глупышка, о шраме. Лицо у вас замечательное. У вас очень чистая кожа. Так, давайте посмотрим…

У нее на талии, будто у столяра или водопроводчика, висел пояс с инструментами. Она работала, высунув кончик языка.

– До закрытия магазина у нас всего десять минут, – сказала девушка, – поэтому я сосредоточусь на маскировке и глазах. Хотите, сделаю вам «дымчатые глаза»?

– Мне ненавистно все, что связано с дымом, – ответила я, и она, к моему удивлению, опять засмеялась.

Странная женщина.

– Вот увидите, – сказала она.

Она откинула мою голову назад, потом попросила меня посмотреть вверх, потом вниз, повернуться вбок… Было так много прикосновений самыми разными орудиями, и девушка стояла ко мне так близко, что я отчетливо ощущала запах ее мятной жвачки, не способный полностью скрыть аромат ранее выпитого кофе. Раздался звонок, девушка выругалась сквозь зубы. Громкоговоритель объявил, что магазин закрыт.

– Боюсь, наше время вышло, – произнесла она, отступая на шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой.

Потом протянула мне небольшое зеркальце. Я себя даже не узнала. Шрамы были почти незаметны, глаза густо подведены углем (мне вспомнилась программа о лемурах, которую я недавно смотрела по телевизору). Губы были выкрашены в цвет алых маков.

– Ну, что скажете?

– Я стала похожа на мадагаскарского примата, – сказала я. – Или на североамериканского енота. Очаровательно!

Она так расхохоталась, что даже присела и сжала ноги. Потом согнала меня со стула и проводила к двери.

– Предполагается, что я должна попытаться продать вам наши средства и кисти, – сказала она. – Если что-нибудь захотите, приходите завтра и спросите Ирен!

Я кивнула и махнула на прощание рукой. Кем бы ни была упомянутая Ирен, у нее было больше шансов продать мне оружейный плутоний, чем косметику.

14

Должно быть, музыкант в данный момент переживал целую бурю эмоций. Застенчивый, скромный, привыкший держаться в тени молодой человек был вынужден выступать в силу своего таланта, делиться им с миром – не потому, что хочется, а потому, что это необходимо. Он поет так же, как поют птицы: его музыка нежна и естественна, она проливается как дождь, как солнечный свет, она просто существует и не может иначе.

Я думала об этом, пока ела свой импровизированный ужин. Впервые в своей взрослой жизни я посетила ресторан быстрого питания – огромное аляповатое заведение, расположенное за углом от концертной площадки. Самым непостижимым и мистическим образом он был переполнен. И почему люди с таким удовольствием выстраиваются в очередь к стойке, чтобы заказать переработанный пищевой продукт, потом несут его к столу, даже не накрытому, и едят его прямо из бумажной упаковки? А потом, хотя они заплатили за это деньги, посетители сами вынуждены убирать за собой мусор. Очень странно.

После некоторых раздумий я остановила выбор на квадратном куске неопределенной белой рыбы, покрытой сухарями, сильно зажаренной и помещенной меж двух половинок слишком сладкой булочки. Она была причудливо дополнена ломтиком плавленого сыра, вялым листиком салата и какой-то белой островатой жижей, граничащей с непристойностью. Несмотря на старания мамочки, я не стала эпикурейцем; однако я уверена, что несовместимость рыбы и сыра – повсеместно признанная кулинарная аксиома. Кто-то должен сообщить об этом мистеру Макдональду.

Среди десертов ничего соблазнительного для меня не оказалось, так что я взяла кофе – горький и едва теплый. Конечно же, я обязательно бы его на себя вылила, если бы вовремя не прочла напечатанное на картонном стаканчике предупреждение, гласящее, что горячая жидкость может стать причиной травм. «Повезло тебе, Элеанор!» – сказала я себе, тихо смеясь. У меня возникло подозрение, что мистер Макдональд в действительности чрезвычайно туп, хотя и богат, если судить по неизменной очереди.

Я взглянула на часы, взяла сумку и надела телогрейку. Остатки моего ужина остались лежать на столе – какой смысл идти в ресторан, если приходится за собой убирать? С таким же успехом можно было и остаться дома.

Время пришло.

Изъян моего плана – так сказать, его ахиллесова пята – заключался в отсутствии билетов. Человек на кассе просто расхохотался мне в лицо.

– Билеты закончились пару дней назад, – сказал он.

Я спокойно и терпеливо объяснила ему, что хочу лишь посмотреть первую половину, вступительную часть, и предположила, что одного лишнего человека они точно смогут допустить. Но все было бесполезно – как я поняла, из-за правил противопожарной безопасности. Уже второй раз за последние несколько дней я почувствовала, что к глазам подступили слезы. Продавец опять засмеялся.