Элеанора и Парк

Она столько представляла, каково это будет – наконец вернуться домой. Она так сильно скучала по ним всем – и думала, что ее возвращение станет праздником с конфетти и фейерверками. Грандиозной вечеринкой.

Но когда Элеанора вошла в дом, братья и сестра будто бы не узнали ее. Бен едва взглянул на нее, а Мэйси – та вообще сидела на коленях у Ричи. От этого зрелища Элеанора взорвалась бы, не обещай она матери, что будет вести себя идеально до конца своих дней.

Только Маус подбежал поздороваться с Элеанорой. Она с радостью взяла его на руки. Ему уже исполнилось пять лет, и он прилично весил.

– Привет, Маус, – сказала Элеанора. Его называли так с тех пор, когда он был совсем крошкой, – и она уже не помнила почему[7]. Ей он всегда больше напоминал большого взъерошенного щенка – вечно восторженного, вечно норовящего вскочить к тебе на коленки.

– Смотри, пап, это Элеанора, – сказал Маус, спрыгивая на пол. – Ты ее знаешь?

Ричи сделал вид, что не слышит. Мэйси смотрела на нее и сосала палец. Элеанора уже много лет не видела, чтобы Мэйси так себя вела. Теперь ей было восемь, но с пальцем во рту она выглядела как несмышленый младенец.

Мелкий не помнил Элеанору вовсе. Сейчас ему, должно быть, два года. Он сидел на полу рядом с Беном. Бену сравнялось одиннадцать. Он уперся взглядом в стену за телевизором.

Мать взяла спортивную сумку с пожитками Элеаноры и понесла ее из гостиной в спальню. Элеанора отправилась туда же. Спальня оказалась крошечной – там едва помещался шкаф и двухъярусная кровать.

Маус вбежал в комнату следом за ними.

– Твоя постель верхняя, – сообщил он, – а Бен будет спать со мной на полу. Мама уже предупредила его, и Бен плакал.

– Не бери в голову, – мягко сказала мать. – Придется потесниться, но ничего страшного.

Эта комната была слишком мала, чтобы тесниться еще больше, но Элеанора ничего не сказала, а просто побыстрее отправилась в постель. Что угодно, лишь бы не возвращаться в гостиную.

Проснувшись среди ночи, она увидела, что все трое братьев спят на полу. Нельзя было слезть с кровати, не наступив на кого-нибудь. И она понятия не имела, где тут ванная.

Впрочем, ванную она нашла. В доме было всего пять отдельных помещений, так что ванную удалось вычислить без труда. Она примыкала к кухне. Примыкала в буквальном смысле: двери между ними не было. Похоже, дом проектировали пещерные тролли. Кто-то – видимо, мама – повесил цветастую простыню между холодильником и туалетом…

Вернувшись из школы, Элеанора открыла дверь своим новым ключом. При свете дня дом выглядел еще более убогим – замызганный и обшарпанный. И все же это ее дом. И мама теперь была рядом…

Так странно – вернуться домой и увидеть маму, стоящую у плиты… вот просто стоящую у плиты, как что-то само собой разумеющееся. Она готовила суп и резала лук. Элеаноре захотелось плакать.

– Как дела в школе? – спросила мама.

– Отлично.

– Хорошо прошел первый день?

– Ну да. То есть да. Школа как школа.

– Много придется наверстывать?

– Да нет, вряд ли.

Мать вытерла руки о джинсы. Заложила за уши непослушные пряди волос. А Элеанора – в стотысячный раз – изумилась тому, какая она красивая.

Когда Элеанора была ребенком, она считала, что мама похожа на королеву или принцессу из сказки. Но принцессы – они просто хорошенькие, а ее мать была по-настоящему красива. Высокая. Статная. С широкими плечами и тонкой талией. Ничего чрезмерного или лишнего в ее теле – только необходимое. Резко очерченный нос, острый подбородок, высокие, чуть тяжеловатые скулы. Такое лицо могло быть вырезано у носовой фигуры драккара викингов, например. Или нарисовано на крыле самолета…

Элеанора во многом походила на мать, но не вполне.

Так выглядела бы мама через стекло аквариума. Более округлой, рыхлой и расплывшейся. То, что в матери назвали бы величественной статью, у Элеаноры превращалось в тяжеловесность. Если мама была великолепной картиной, то Элеанора – ее жалкой смазанной копией.

Родив пятерых детей, мать имела бюст и бедра как у женщин с плакатов сигаретной рекламы. Элеанора же в свои шестнадцать была сложена как хозяюшка из средневековой харчевни.

У нее было слишком много тела и недостаточно высокий рост, чтобы это скрыть. Грудь начиналась сразу под подбородком, бедра… ну, это просто смешно. А ее ярко-рыжие кудри были жалкой пародией на длинные, волнистые, золотисто-каштановые волосы матери.

Элеанора машинально коснулась своих волос…

– Я собиралась показать тебе кое-что, – сказала мама, закрывая кастрюлю с супом, – но не хотела, чтобы увидели малыши. Пойдем.

Элеанора пошла за ней в комнату детей. Мама открыла шкаф, достала стопку полотенец и корзину для грязного белья, доверху полную носков.

– Я не смогла привезти все твои вещи, когда мы переехали, – сказала она. – Здесь просто нет столько места, как в старом доме. – Она залезла в шкаф и вытащила черную багажную сумку. – Но я собрала, что смогла.

…И протянула сумку Элеаноре.

– Прости за то, что не влезло.

Элеанора была уверена, что Ричи выкинул все ее вещи в помойку еще год назад – через десять секунд после того, как вышвырнул ее из дома… Она взяла сумку.