Первый день путешествия прошел великолепно. С заходом солнца рожок возвестил общий привал. Повозки составили кругом, лошадей, мулов, быков и ослов выпрягли, и животные, оказавшись на свободе внутри импровизированного кораля, тотчас сбились в группы по видам. Каждая семья развела костер возле своей повозки. В случае тревоги — нападения индейцев или бандитов — люди находились внутри кораля, под защитой фургонов.
Дети неотрывно следили за китайской фурой; им не терпелось разгадать ее тайну. В конце концов, их терпение было щедро вознаграждено: стенки повозки откинулись, и она мигом превратилась в лавку, самую настоящую бакалейную лавку, набитую множеством товаров. Чего там только не было — и сухофрукты, и соленая рыба, и вяленое мясо, и сушеные овощи, а, кроме того, табак, чай, кофе, какао; отдельный зеленый сверкающий прилавок заманчиво пестрел сладостями и пирожными. Китайцы, все так же любезно и торжествующе улыбась, проворно обслуживали набежавших покупателей. И только те, кто расчитывал купить спиртное, отходили разочарованные. Продавцы огорченными гримасами показывали, что не припасли такого товара.
Однако, без крепких напитков, видимо, все — таки не обошлось: поодаль вспыхнул огромный костер, невесть откуда взялись столы со стульями, и трио музыкантов — аккордеон, гитара и тарелки — мигом собрало толпу развеселых слушателей с подозрительно блестящими глазами. Допоздна в темноте разносилось громкое нестройное пение вперемежку с дикими воплями. Элеазар глядел на музыкантов и танцоров с угрюмым негодованием. По его мнению, здесь собрались подонки общества, от которых он так надеялся избавиться, бежав в Землю Обетованную. Какая же злая сила привела это отребье в караван эмигрантов?!
Наутро небеса и окружающая природа радовали глаз не меньше, чем накануне. Однако энтузиазм, охвативший путников в момент отъезда, казалось, уже развеялся. Люди шагали медленно и тяжело, их взгляды жадно обшаривали горизонт, словно вопрошая, что он им готовит. На следующий день небо застлало тучами. Где-то поблизости, вероятно, разразилась гроза, наславшая на обоз холодный резкий ветер.
— Это знамение, — промолвил Элеазар. — Но, боюсь, эти безголовые слишком тупы, чтобы понять его.
В пятницу произошла жестокая стычка между эмигрантом-одиночкой и молодой парой, ехавшей в легкой повозке при одной лошади. Супруги обвинили его в краже нескольких долларов, составлявших все их богатство.
Макбертон тут же собрал жюри из шести уважаемых людей, включив в их число и Элеазара. Обвиняемый и молодые супруги получили по защитнику. Судилище проводилось открыто, перед всем караваном. Ни у кого не нашлось ни малейших доказательств вины одинокого путника. Но у него была рыжая борода, бегающий взгляд и все время путешествия он держался особняком, ни с кем не сблизившись. Большинством голосов его приговорили к повешению.
Элеазар, возмущенный легкостью, с которой был вынесен этот приговор, попытался защитить несчастного, но ему даже не дали слова. Несколько минут спустя тело рыжего бородача закачалось в петле. Напрасно Эстер пыталась увести детей, — они зачарованно следили за казнью. Вечером Элеазар разразился проклятиями по поводу так называемого человеческого правосудия, которое позволяет убивать невинных вместо того, чтобы миловать виновных.
— Рыжий бородач виновен! — бросила вдруг Кора.
Отец изумленно воззрился на нее.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— Я видела, как он украл деньги, — ответила Кора.
— Видела — и ничего не сказала?!
Вместо ответа девочка пристально посмотрела на отца светлыми, широко открытыми глазами.
— Нет, никогда мне не постигнуть этого ребенка! — прошептал пастор.
На следующий день у него произошла размолвка с Макбертоном по причине, как он полагал, чрезвычайной важности. Была суббота. Для Элеазара само собой разумелось, что в воскресенье положено отдыхать. Но это противоречило намерениям Макбертона, который не желал терять ни одного дня, иначе караван не успеет перейти Скалистые Горы до первого снега. Элеазар воздел к небу свою Библию, потом раскрыл ее и торжественно прочел:
Исчерпав собственные доводы, Макбертон вновь прибег к помощи совета, который долго обсуждал эту проблему. Наконец, один из мудрецов объявил, что ходьба не является работой как таковой, — стало быть, идти в воскресенье вовсе не кощунственно. Макбертон предложил провести богослужение перед тем, как отправиться в путь.
На нем смогут присутствовать все желающие, для чего им придется встать на час раньше. Один из англиканских пасторов взялся отправить эту службу, и Элеазару пришлось, со скорбью в душе, подчиниться воле большинства. Вечером того же дня он впервые сообщил близким о своем намерении бросить караван и ехать отдельно, другим путем.