Миг спустя в нежные аккорды струн влился еще более чистый, прозрачный девичий голос. Эстер исполняла песни из "Последней летней розы" Томаса Мура,[3]
чья слава гремела по всей стране.Затерявшийся в толпе Элеазар потрясенно вслушивался в журчащую мелодию, где неразличимо сплетались голоса девушки и арфы. Он уже был знаком с Эстер. В начале бала его представили обеим сестрам Килин, а позже, когда кавалер пригласил Жюльетту на экоссез, он остался наедине с Эстер; им обоим невозможно было танцевать, — ей мешала хромота, ему достоинство молодого пастора. Они почти не говорили в оглушительном гомоне бала, но каждое слово девушки сопровождалось такой прелестной улыбкой, что Элеазару невольно вспомнилась голубка с масличной веткой в клюве, возвестившая Ною конец его тяжких испытаний.
Он сгорал от желания еще раз увидеться с Эстер, но не мог придумать никакого удобного повода явиться в эту католическую помещичью семью. И вот однажды на ярмарке его окликнул чей-то звонкий веселый голосок. Он не сразу признал Жюльетту, она была одета и причесана совсем не так, как на балу. Вместе они прошлись вдоль овощных рядов и загонов для скота, и, прощаясь, она пригласила его на ферму Килинов в следующее воскресенье.
5
Когда Элеазар, весь сжавшись от робости, осмелился войти во двор фермы, он увидел там множество гостей. Жюльетта удивленно взглянула на вновь пришедшего, еще усугубив его смущение. Потом она потащила Элеазара в самую гущу собравшихся, чтобы представить родителям. Глава семьи смерил ледяным взглядом этого нищего протестанта, словно спрашивая, где его дочь выкопала такое чудище. Нет, решительно, эта Жюльетта настоящая сумасбродка; недаром ей никак не удается приискать достойного мужа. Вот удумала — пригласить сюда голодранца-пастора. Только его здесь и не хватало!
К счастью, тут появились новые приглашенные, и Элеазара оставили в покое. Жюльетта исчезла, и он блуждал в одиночестве между столами, расставленными вдоль оранжереи, в поисках той, ради которой и пришел сюда. Жюльетта наверняка позабыла сообщить сестре о приглашенном пасторе. Да и здесь ли Эстер? Промаявшись часа два, он уже направился было к выходу, расчитывая незаметно исчезнуть, как вдруг увидел молодую девушку в зеленой беседке. Она сидела в окружении детей, с которыми весело перебрасывалась мячом. Радостное удивление, вспыхнувшее на ее лице, мигом утешило Элеазара. Он попытался принять участие в игре, но дети, оробевшие при виде незнакомца, разбежались, и они с Эстер остались вдвоем.
Она пригласила его сесть на толстую подушку у ее ног и, не найдя другой темы, они заговорили о детях. Викторианская мораль требовала смотреть на детей как на невинных ангелочков, упавших с неба. Единственный долг взрослых состоял в том, чтобы охранять их от нечистого, грешного мира. Детей одевали, учили и развлекали, строго руководствуясь этим принципом. Эстер поразила Элеазара своим насмешливым отношением к этому предрассудку. По ее мнению, нужно было совсем не разбираться в детях, чтобы идеализировать их подобным образом. На самом деле они отличались не меньшей испорченностью, чем взрослые, только иной, соответствующей их возрасту.
Элеазара удивили ясность и независимость суждений молодой девушки. Казалось, хромота и положение младшей в семье держали Эстер в стороне от остального общества, которое вынуждало ее глядеть на себя строго и беспристрастно, не строя никаких иллюзий.
Потом они заговорили об ангелах. Протестантское богословие крайне подозрительно относится к этим непонятным созданиям, которые, наряду с целым сонмом святых, поощряют злосчастную склонность католиков к политеизму. Эстер не разделяла этой подозрительности. Она восхищалась золотистой и белоснежной иерархией серафимов, херувимов, архангелов и ангелов. Вот только существование ангела — хранителя сильно стесняло ее в отрочестве. Да и как не смущаться юной девушке вечным присутствием рядом с собою этого невидимого, но всевидящего молодого человека?!
Элеазар запротестовал: не годится называть ангела молодым человеком, это явное антропоморфическое преувеличение. Многие средневековые богословы спорили о том, к какому полу отнести ангелов. И напрасно теряли время; разумеется, они не мужчины и не женщины, им не ведома тайна рождения. И это неведение сближает их с детьми, — ведь неоспоримо, что лишь дети, в силу своей слабости и неразумия, пользуются привилегией иметь ангела-хранителя. На это же, вероятно, намекается и в Евангелии от Матфея: "
Достигнув возраста взрослых грехов, подросток навсегда расстается со своим ангелом — хранителем, но в глубине души до конца жизни будет скорбеть по нему.