• интересный факт связан с одной из постановок «Бориса Годунова» в Мариинском театре, где роль царя исполнял Ф. Шаляпин. 6 января 1911 года в зале присутствовал император Николай II со своей семьей. Члены труппы (хористы и часть солистов) решились на авантюрный поступок – разыграть на сцене представление для императора с целью добиться повышения жалованья. В разгар оперы исполнители упали на колени, простерли руки и стали петь заранее подготовленный гимн царю. В это время дирекция театра и режиссер в ужасе метались за сценой, даже Шаляпин, не знавший о готовившейся акции, поспешил на сцену и замер в изумлении. Однако все оказалось напрасно. Николай II не понял намека солистов, неразборчиво было их пение, поэтому все решили, что таким образом они выказывают любовь к императору. Более того, Ф. Шаляпина, который не опустился на колени перед самим государем, обвинили в неколлективистском поведении;
• в первой редакции Мусоргский выписал каждое движение исполнителей на сцене, вплоть до мимики на лице. Многие исследователи сравнивают ее со сценарием кинофильма;
• огромное количество редакций объяснил Римский-Корсаков в своем предисловии к опере. Он написал, что после первого отыгранного спектакля постановка вызвала противоположное мнение. Так, с одной стороны, это необыкновенно талантливая работа, проникнутая народным духом и историей, с живыми и яркими сценами. С другой – заметны недостатки в технической стороне: неудобные голосовые партии, слабая инструментовка, неточности в голосоведении. Именно поэтому он взялся за первую редакцию оперы Мусоргского, стараясь сохранить первоисточник, но сгладить все неточности и погрешности;
• кстати, именно Годунов был первым царем, избранным народом;
• примечательно, что Мусоргский во время работы над своими произведениями никогда не делал предварительных набросков, предпочитая долго обдумывать и записывать уже готовую музыку. Именно поэтому у него работа продвигалась медленно по сравнению с другими композиторами;
• ужасная с точки зрения нравственности сцена под Кромами, с обезумевшим народом, жестоко расправляющимся с боярином, была вырезана из спектаклей Императорских театров. Только после Октябрьской революции ее смогли вернуть.
* * *
И, как вы понимаете, к тому времени, когда мне пришлось выйти из машины, я могла составить прекрасную компанию любому ценителю оперы и театра.
Почувствовав прилив сил и уверенность, я вышла из автомобиля.
Сделав все в духе «элегантной дамы», я ступила на красную ковровую дорожку, которая была выложена по всей лестнице вплоть до входа в театр.
И вот тут меня настиг очередной прилив паники – и вся моя уверенность испарилась, словно сон, в прохладном ноябрьском воздухе.