Элегантный убийца

И словно вняв его мольбам, Осипов наконец решился. Момент был подходящим: двое парней и три девушки уже навеселе направлялись в город, чтобы пополнить запасы спиртного. Осипов прикинул: девушек на одну больше, чем парней, и его незаметное присоединение к компании уравнивало число ухажеров. Он вовремя поддержал споткнувшуюся девушку, ввернул в разговор удачную шутку и, громко рассуждая о том, что на теплоходе мало внимания уделяется танцам и крутят старые фильмы (об этом постоянно велись разговоры среди пассажиров), начал спускаться с ними как полноправный член компании. На середине трапа он надел очки и, что-то говоря одной из девушек, как бы случайно взял её за руку.

Компания не вызвала особых подозрений, и лишь Кисин, не теряющий бдительности, обратил внимание на этого неуверенно идущего мужчину: стекла очков не позволяли Осипову четко видеть ступени трапа. К тому же, ступив на причал, девушка освободила свою руку, считая, что незнакомый мужчина лишь по-джентльменски помог ей спуститься. И это сгубило Пастуха: сам он без чьей-либо поддержки в очках абсолютно не мог ориентироваться. Сделав несколько неуверенных шагов, что, в общем-то, было естественно для подвыпившего человека, Осипов был вынужден снять очки, когда компания ещё не миновала группу сотрудников милиции.

Одного мгновения было достаточно Кисину, чтобы почувствовать тревогу и неуверенность молодого мужчины. Но мало ли почему человек боится милиции? Может быть, выпил лишнее. Нет, не похоже… Очки не его! — догадался Кисин. — Без них он чувствует себя гораздо увереннее. Значит, надел для маскировки… Осипов?! Можно, конечно, спросить документы, но если это и есть Пастух, он откроет стрельбу. Опасно.

Однако не проверить возникшее подозрение нельзя, и Кисин нашел для себя выход. Он обратился к водителю Головко:

— Послушай, Вася. Вон того мужика верни-ка, вопрос к нему есть. — Так, безразлично вроде сказал, а сам напрягся, пистолет из кобуры на всякий случай в карман переложил.

Осипов в этот момент уже удалился от них шагов на десять и считал, что миновал самый опасный участок. Но тут его догнал милиционер и сказал, мягко так сказал, вежливо:

— Товарищ, задержитесь на минуточку, с вами поговорить хотят.

До этого момента Осипов и сам ещё не знал, будет ли стрелять, если его обнаружат. То думал, что выстрелит обязательно, если его обнаружат, а временами сомневался, не лучше ли сдаться добровольно, что будет учтено при разборе дела. Но сейчас, когда его остановили на полпути к свободе, лютая злоба охватила Пастуха на весь этот мир, включающий в себя и светлый летний день, и гуляющих по набережной людей, и белоснежный теплоход, символизирующий для него красивую беззаботную жизнь, и остановившего его молодого рыжеватого парня с веснушками на носу. И ненависть ко всему, чего он должен сейчас лишиться, Пастух вложил в этот выстрел в упор…

Он бросился бежать, но через несколько секунд пуля из пистолета Кисина настигла его. Когда Кисин подошел к Осипову, тот ещё жил, но в его глазах уже было непередаваемое выражение безысходности и безразличия ко всему происходящему вокруг. Кровавая пена пузырилась на губах, по телу пробежала предсмертная судорога. Рядом лежали наган и очки в тонкой металлической оправе…

К мертвому Головко Кисин не мог заставить себя подойти, а вернулся к машине и, сев на заднее сиденье, безучастно смотрел, как подъехали коллеги из местной милиции ибесполезная теперь скорая помощь. Его охватила тоска. Это потому, — поставил он сам себе диагноз, — что я сегодня впервые в жизни убил человека. Хотя что тут такого, — попробовал он уговорить себя. — Это же отпетый рецидивист. Ну а что касается Головко, то кто же мог с уверенностью знать, что это и есть Осипов? Он и сам понимал слабость такого самооправдания, но именно так объяснял свое поведение коллегам в автомашине, когда ехали оформлять материалы в РОВД. Все промолчали.

Тщательное служебное расследование выявило грубые ошибки в действиях группы задержания, начиная от появления у трапа теплохода у всех на виду машины с опознавательными знаками милиции и кончая беспечностью, проявленной непосредственно при задержании вооруженного преступника. Кисина, помимо прочего, обвинили в карьеризме — всем было ясно, почему он не хотел подключить других сотрудников к розыску, а все взял на себя.

За низкий профессиональный уровень, приведший к неоправданной гибели работника милиции, всех членов группы наказали. ИКисина, естественно, на вожделенную должность не назначили. Он остался работать на прежнем месте и особого рвения в службе теперь не проявлял. О случае с Головко он, разумеется, предпочитал не вспоминать, хотя в глазах молодых недавно пришедших в милицию сотрудников выглядел героем, ликвидировавшим опасного рецидивиста.

Постепенно Кисин и сам уверовал, что действовал правильно. Но каждый раз, проходя по вестибюлю Управления внутренних дел мимо мемориальной доски из красного мрамора, он отводил глаза от списка погибших на боевом посту сотрудников.