Однако он испугался, что борьба за опеку плохо скажется на моей психике. Когда он приходил ко мне после развода, я всякий раз забивался под кровать, опасаясь, что меня заберут и я больше никогда не увижу Мамо. Видя сына таким испуганным, отец сменил тактику. Мамо невзлюбила его сразу после женитьбы, когда он показал себя не с лучшей стороны. Поэтому, когда он приходил к нам, Мамо встречала его на крыльце с заряженным дробовиком наперевес и не мигая смотрела прямо в глаза. Поговорив с детским судебным психиатром, отец узнал, что я стал плохо вести себя в детском саду и у меня появились симптомы эмоциональных проблем. (Это чистая правда: после нескольких недель в саду меня забрали оттуда на год. Двадцать лет спустя я встретил свою первую воспитательницу. По ее словам, я был таким отвратительным воспитанником, что она проработала в саду всего три недели и навсегда ушла из профессии. Тот факт, что она вспомнила меня спустя столько времени, говорит явно не в мою пользу.)
В конце концов отец попросил Господа дать ему три знака, что усыновление пойдет мне во благо. Видимо, он эти знаки получил, потому что я стал законным сыном Боба Хамела — абсолютно постороннего мне человека. Я не сомневаюсь в искренности отца, но, хоть и сочувствую его сложному выбору, мне несколько не по себе от мысли, что судьбу своего ребенка он решал, руководствуясь подсказкой Господа.
Впрочем, я понял, что прежде всего он заботился обо мне, и это немного сгладило былую обиду. В целом я любил и своего отца, и братство, в которое он меня привел. Не знаю точно, привлекала ли меня сама церковь или мне просто хотелось стать к отцу как можно ближе (скорее всего, и то и другое); так или иначе, я обратился в религию. Запоем читал книги по креационизму[25]
и затевал в онлайн-чатах споры с приверженцами научной теории эволюции. Узнал о пророчествах тысячелетия и убедил себя, что миру придет конец в 2007 году. Даже выбросил свои диски с песнями «Блэк Саббат». Папина церковь это поощряла, потому что ставила под сомнение мудрость светской науки и мораль светской музыки.Несмотря на то что юридически мы с отцом были чужими людьми, я стал проводить с ним много времени. Я бывал у него на праздниках и ездил в гости каждые выходные. Так моя жизнь опять разделилась надвое.
Отец сторонился маминой родни, а те в свою очередь избегали его. Линдси и Мамо были рады, что у меня появился близкий человек, но обе по-прежнему ему не доверяли. Мамо называла его «донором спермы» и напоминала, что он бросил меня в самый критичный момент. Хоть я и сам обижался на отца, бабушкино упрямство все только усложняло.
Как бы там ни было, мы с отцом становились все ближе — и с его церковью тоже. У его вероисповедания был лишь один изъян — оно способствовало изоляции от прочего внешнего мира. В доме отца я не мог слушать Эрика Клэйтона: не потому что в его песнях звучали какие-то непристойности, а потому что Эрик Клэйтон находился под влиянием демонических сил. Наверняка вы знаете шутливую байку, что если сыграть песню группы «Лед Зеппелин» «Лестница на небеса» наоборот, то получится злое заклинание, — так вот, прихожане отцовской церкви считали этот миф чистейшей правдой!
Сперва все их требования я принимал за правила, которые надо соблюдать — или аккуратно обходить стороной. Я был очень любопытным ребенком, и чем глубже увязал в евангельском богословии, тем острее испытывал недоверие ко многим устоям нашего общества. Эволюция и теория Большого взрыва стали для меня не научно обоснованными истинами, а поводом для ожесточенных споров. Во многих проповедях, что я слышал, яростно критиковались другие христиане. В бесчисленных теологических баталиях противоположную сторону обвиняли не только в неверном толковании Библии, но и в том, что они вовсе не христиане. Я всегда восхищался дядюшкой Дэном, однако когда он обмолвился, что католики принимают теорию эволюции, мой восторг несколько угас. Новая вера вынуждала искать в своем окружении еретиков. Друзья, интерпретировавшие Библию иначе, чем я, теперь «оказывали на меня дурное влияние». Даже Мамо упала в моих глазах, потому что при всей своей набожности поддерживала Билла Клинтона.
Подросток, который впервые задумался о серьезных вещах — чему и кому можно верить, — я остро испытывал чувство, будто вокруг «истинных» христиан сжимаются тиски. Повсюду ходили разговоры о «войне с Рождеством», которые, насколько могу судить, были спровоцированы активистами АСГС, предъявлявшими мелким городам иски за рождественские декорации[26]
. Я залпом проглотил книгу Дэвида Лимбо[27] «Преследование», где шла речь о всяческих гонениях на современных христиан. В Интернете наперебой обсуждали нью-йоркские художественные показы, где выставляли статуи Иисуса и Девы Марии, измазанные экскрементами… В общем, впервые в жизни я ощущал себя представителем гонимого меньшинства.