Когда мы перекатились, она схватила меня за ягодицы, навязывая свой ритм. Люди, которые только что встретились, редко трахаются изо всей силы. Для этого нужны стремление к забвению и определенная отвага со стороны женщины. А если вы мужчина, то никогда не можете быть уверены в том, что не начнете двигаться слишком мощно, не упретесь сильной рукой женщине в ключицу, чтобы сильнее приподняться, не повернете бедра под таким углом, чтобы она ни при каких условиях не смогла сдвинуть ноги. Мужчинам хочется вести себя именно так. Все мужчины в душе это знают. А Долорес позволила мне это, сама подтолкнула, не боялась. Она высоко подняла согнутые ноги, ее шершавые пятки царапали мою кожу, а я трахал ее с отчаянным жаром, и мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.
А потом мы лежали молча. Пот у меня на груди высох, ноги и руки приятно отяжелели. Я обнимал Долорес и ощущал, как поднимаются и опадают ее ребра.
– У меня смешной вопрос, – сказала она в темноту. – Он не романтический, понимаешь, но я просто об этом подумала.
– Ясно.
– Что это за штука...
– «Штука»? – Я рассмеялся. – Ты не знаешь, что это за штука?
– Не
– Безусловно.
– Что это за странное место на лестнице, где вырезана стена? Я раньше никогда такого не видела.
– Ты о том месте, где ступени поворачивают направо, а в стене большое углубление, словно в ней вырезали небольшую изогнутую полку?
– Да.
– Это называется «гробовой поворот», – сказал я. – Эти дома строились в то время, когда большинство людей еще умирали дома, у себя в спальне. Никто не ложился в больницу, чтобы там дожидаться смерти, как сейчас. Тогда покойник лежал в постели. И надо было иметь возможность снести гроб вниз по лестнице, чтобы не оббить штукатурку и не ставить его на попа.
– Так ты думаешь, что люди умирали
– Ему сто десять лет. Так что возможно.
Долорес секунду это обдумывала, а потом свесила ногу с кровати.
– Мне страшно, я хочу взглянуть на Марию. – В ее голосе слышалась тревога. – Ладно?
Я смотрел, как ее нагой силуэт движется в темноте. Она со скрипом спустились по ступенькам. Долорес выказала желание, которое, как я решил, не имело ко мне никакого отношения. Ее страсть была сконцентрирована на другом – на ней самой. Спустя несколько минут она вернулась в спальню и шепотом сообщила, что Мария по-прежнему спит. Она остановилась передо мной.
– Я
Я смотрел на нее снизу вверх.
– Что?
– Кровать – она кривая! Изголовье выше. – Она наклонилась и посмотрела на ножки. – У тебя там что-то... телефонные справочники!
– Под ножками изголовья.
– Зачем?
– У меня проблема с желудком. И если один конец кровати выше, это помогает.
– Как это?
– Кислота попадает мне в пищевод, соляная кислота из желудка. Она проходит через такой сфинктер, небольшое отверстие в конце пищевода, обжигает слизистую оболочку и повреждает так называемые пищеводные клетки.
– Ты поэтому все время кашляешь? – спросила она. – Я давно хотела спросить об этом.
– Да.
– Это больно? – спросила она сочувствующе.
– Иногда.
– Тебя рвет?
– Бывает, если кислоты очень много.
– Ты к врачу ходил? – спросила она, снова забираясь в постель.
– К целой куче.
– А от секса тебе не хуже? – поддразнила она меня.
– Нет.
– Вот и хорошо.
Она прижала пальцы мне к губам, очень крепко, и одновременно другая ее рука легла мне на пах. Я решил, что она чересчур оптимистична. Но она поплевала себе на ладонь и терпеливо занялась моим членом, с откровенной решимостью, которая не имела никакого отношения к моему возбуждению, но самое прямое – к ее собственному. Она двигалась на мне резко – резче, чем это было удобно мне. Ее ладони лежали у меня на плечах, ногти впивались мне в кожу. Потом ее правая рука скользнула к ее собственному паху и задрожала: пальцы умело стимулировали клитор, двигаясь с электрической стремительностью. И она кончила, откинувшись назад. Ее левая рука на секунду оторвалась от моего плеча и упала мне на лицо, тяжело давя на переносицу, царапая ногтями мой лоб. Мои мысли вдруг улетели назад, к прошедшему дню, и мне пришло в голову, что Долорес ничего не знает про компьютеры, войны между средствами массовой информации и структуру и хитросплетения капитализма. Она была
– А сейчас, – шумно выдохнула она. – Сейчас тебе. Будет хорошо.