Электрический остров

Ему доставляло удовольствие растравлять свои раны. Она поняла и не пожелала продлить это удовольствие.

— Я, собственно, пришла разговаривать не о нарядах.

— Так. О чем же? Кто ты? «Певец в стане воинов»?

— Твои пародии оскорбительны. Борис Михайлович так не говорит.

Он и не думал об Улыбышеве. Ага, так. Должно быть, многоученый муж уже надоел ей своими цитатами, иначе она не отнеслась бы к этому замечанию столь болезненно. Прекрасно. Но что прекрасно? Если мне плохо, то пусть ей будет хуже? Довольно противная мораль! Он откинулся на подушку, снова закрыл глаза. Она обиженно продолжала:

— Я ведь не напоминаю тебе о Чередниченко, которая дежурит тут каждый день и выдает себя за твою жену.

Он взглянул одним глазом, не поворачивая головы. Ну да, лицо опущено. Ревнует. Поздно, матушка, поздно!

— О аллах! — воскликнул он, все еще пытаясь притвориться веселым. — За чью же ты выдаешь себя жену? Имей в виду, многомужество запрещено даже мусульманкам.

— Перестань! — со слезами сказала она.

Слезы — это что-то новое в ее характере. Видно, большая нужда заставила ее прийти сюда, если она готова заплакать.

Он повернулся лицом к Нине:

— Я слушаю.

— Зачем ты ссоришься с… Улыбышевым?

Ага, она не знала, как сказать! С мужем? С Борисом? Нет — она выбрала самое безразличное.

— А разве я ссорюсь? — самым невинным тоном спросил он.

— После несчастья с тобой Борис Михайлович был так огорчен. Он решил, что это произошло из-за… меня…

Дорого ей далось такое признание.

— А он абсолютно ничего против тебя не имеет. Он даже согласен, чтобы ты принял участие в разработке конструкции нового специализированного трактора. Даже с Пустошкой. Он все равно включил тебя в список соавторов за твой прибор. Зачем же тебе ссориться с ним? Ну, я поступила неправильно, я ушла от тебя. Но ведь и ты был виноват! Я же молчу о твоей связи с Чередниченко… Я, по крайней мере, поступила честно, искренне, просто ушла, а ты, ты обманывал… — голос ее прервался.

Нет! Она не певец в стане воинов, она лазутчик. И плохой. Личное до сих пор мешает ей. Вряд ли Улыбышев обрадовался бы, узнав, как неумело, с какими терзаниями выполняет она поставленную задачу. Задумавшись, Андрей не помог ей ни одним словом. Помолчав, Нина продолжала:

— Пойми, теперь уже поздно спорить. Испытания прошли блестяще. Борис Михайлович вылетел в Москву с результатами. Пора тебе прекратить ненужную ссору с ним…

— Он уже вылетел? Тогда я завтра же выпишусь из больницы!

— А какая тут связь?

— Я должен догнать его!

Теперь Нина смотрела с удивлением и страхом. Перед ней был совсем не тот Андрей, какого она знала, властью над которым тешила свое самолюбие. В постели полулежал больной, но жестокий человек. Она видела, как напряглись все его мускулы, как будто он готовился сейчас же встать и бежать куда-то. Она даже знала куда: догонять Улыбышева, как будто тот был преступником. А она-то думала своим вмешательством помочь новому мужу. Орленов так бесил Улыбышева, что она сама предложила сделать еще одну попытку добиться их примирения.

— Почему ты ушла к нему? — вдруг спросил Андрей.

— Замолчи! — вскрикнула она. Но, вместо того чтобы молчать самой, заговорила страстно, гневно: — Он лучше тебя. Он шире, умнее! Ты был и остался однобоким человеком, тупым и завистливым. А он пытается помочь тебе! Он сильный, большой, крупный! Он… он…

И вдруг Нина заплакала.

— Да, слезы — это аргумент! — сказал Андрей сухо, И Нина вдруг поняла, что все кончено. Все кончилось не тогда, когда она ушла в припадке своего справедливого гнева, не тогда, когда он чуть не умер. Как бы он теперь ни притворялся и ни уверял, что то был просто несчастный случай, она-то знала, что была попытка самоубийства, и даже гордилась этим — не из-за каждой женщины мужчины стреляются! А теперь ее слезы больше не трогают его. Он сух, спокоен, он смотрит на нее, как смотрел бы врач!

О, какую непоправимую ошибку она сделала! Зачем она ушла к Улыбышеву, а не перешла, скажем, к Вере, пока бы все уладилось. Андрей, наверно, не стал бы так жестоко ссориться с Борисом, Борис не нервничал бы, не обвинял бы ее в том, что из-за нее у него в самый ответственный момент жизни началась бесполезная и бесцельная вражда. Сейчас она чувствовала себя ничтожным, хрупким камешком, затертым между двумя катящимися ледяными глыбами. Они растирали ее, дробили, несли, как ледники несли и дробили те камни, что теперь показывают их пути в виде моренных отложений. Вот ее судьба в этой борьбе!

— Ты… Ты злой и жестокий человек! Из-за меня ты готов убить Улыбышева!

— Это он готов убить! — усмехнулся Орленов. — И вовсе не из-за тебя. Ты! Что сказать о тебе? Ты допустила ошибку… Ты стала оружием в его руках, а оружие берегут только до той поры, пока им можно наносить удары. Если оно не нужно, его бросают…