Где-то внизу пропищал что-то Паркхилл. А Уайлдер летел вверх и вверх, озираясь по сторонам. Небо сворачивалось. Лепестки сближались, сближались. Уцелел лишь единственный клочок каменного свода справа. Уайлдер рванулся туда. Отчаянным усилием проскочил на свободу – и тут последний фланец, щелкнув, встал на место, и Город полностью замкнулся в себе.
На миг капитан притормозил и завис, затем начал спускаться вдоль внешней стены к пристани, где Эронсон все стоял возле яхты, уставившись на запертые Врата.
– Паркхилл, – сказал Уайлдер чуть слышно, окидывая взглядом Город, вернее, Врата и стены. – Ну и дурак же ты! Круглый дурак…
– Все они хороши, – поддержал капитана Эронсон, отворачиваясь. – Дурачье! Глупцы!..
Они подождали еще немного, прислушиваясь к гулу Города, живущего своей жизнью. Алчная пасть Диа-Сао поглотила несколько атомов теплоты, несколько крошечных людишек затерялись там внутри. Теперь Врата пребудут запертыми во веки веков. Хищник получил то, что ему требовалось, и этой пищи ему теперь хватит надолго…
Яхта вынесла их по каналу из-под гребня горы, а Уайлдер все смотрел и смотрел назад, туда, где остался Город.
Милей дальше они нагнали бредущего бережком поэта. Поэт помахал им рукой:
– Нет-нет! Спасибо, нет. Мне хочется пройтись. Чудесный денек. До свидания. Плывите на здоровье…
Впереди лежали города. Маленькие города. Достаточно маленькие, чтобы люди управляли ими, а не они управляли людьми. Уайлдер уловил звуки духового оркестра. В сумерках различил неоновые огни. В свете звездной ночи разглядел свалку мусора.
А над городом высились серебряные ракеты, поджидающие, когда же их наконец запустят и направят к пустыням звезд.
– Настоящие, – шептали ракеты, – мы – настоящие. Настоящий полет. Пространство и время – все настоящее. Никаких подарков судьбы. Ничего задаром. Каждая мелочь – ценой настоящего, тяжкого труда…
Яхта причалила к той же пристани, откуда начала плавание.
– Ну, ракеты, – прошептал Уайлдер в ответ, – погодите, вот доберусь я до вас…
И побежал в ночь. Туда, к ним.