Электрическое тело

Приподнимаю голову над водой, чтобы видеть её. Акила могла перейти от веселья к серьёзности без предупреждения. Её отец только что оставил семью, а мать поговаривала о переезде в район Фокра. Я никогда там не бывала, но этот район располагался в нижней части города, в бедном секторе. Мои родители предупредили меня, что если они переедут, Акиле придётся самой навещать меня. Мне будет запрещено приезжать к ней.

— Закрой глаза, — попросила она.

Я молча выполняю её просьбу.

— Хорошо, не правда ли? Притворяться, будто бы мы здесь в безопасности. Только солёная вода и мы, двое, навсегда.

Я украдкой кидаю на неё взгляд. Сейчас она кажется свободной. Моей маме уже диагностировали болезнь Хебба, но она пока ещё не причиняла вреда. Даже не смотря на то, что я знала, что такое страх и потеря, я также знала о сильной любви и о безопасности моих родителей. Думаю, именно тогда я и осознала, что у Акилы этого не было. Её отец ушёл, и даже прежде её родители часто ссорились. Акила осталась с беспокойным, разбитым родителем и долгом, который вынудил её отдалиться от меня. После того, как её девушка порвала с ней, я была одной из немногих, кто у неё остался.

— Мы продолжаем отправлять колонии в космос, — говорит Акила, — и даже не знаем, что находится на морском дне.

— Но мы знаем, — возражаю я. — Рыба и всякое такое прочее.

Акила смеётся.

— Мы почти не исследовали море. Есть места настолько глубокие, что свет никогда не проникает туда, — она вздыхает. — Я бы хотела оказаться в таком месте. Я бы хотела опустится вниз, ниже, ещё ниже, и увидеть, что спрятано там, на дне.

Море — опасное место, потому что оно заставляет поверить в вечность. Я оглядываюсь на береговую линию, где тяжёлая валуны загромождают берег, как напоминание об атаке времен Гражданской войны. Из сотен тысяч людей, убитых на войне, большинство погибли и исчезли под покровом моря. Я отталкиваю воду и медленно разворачиваюсь так, чтобы остров находился позади меня, а все, что я могла видеть, были лишь сине-зелёные воды. Море безгранично. А мы — крошечные, почти невидимые пылинки. Оно запросто может поглотить нас. Мы меньше ярких звёзд в ночном небе, по сравнению с бескрайностью моря.

И именно в этом крошечном месте, едва заметном пятне, Акила чувствует себя в безопасности.

Возможно, быть в одиноком море, с его неизведанными глубинами и цепкими волнами, на самом деле безопаснее, чем на земле, где есть люди, зло и смерть.

Глава 28

На следующий день город погрузился во мрак. Самодельные чёрные флаги украшают окна магазинов, повсюду свидетельства произошедшей атаки: это не только дыра в моей квартире или выжженные следы от взрыва, но и разбросанный по улицам мусор — андроиды больше не убирают дороги; больше не торгуют уличные продавцы; в Цетральных Садах, где обесточили всех продавцов-андроидов — царит хаос. Люди мельтешат по центральной площади, ожидая, когда разорённые рабочие выпустят билеты для лифта.

Общественная лестница располагается у небольшого магазина подарков на краю площади. Двое мужчин, облаченных в чёрную военную униформу, проверяют наручКОМы проходящих по ней людей — теперь это самый востребованный проход с тех пор, как лифты превратились в сущий кошмар. Один из мужчин тормозит меня, заметив зелёную повязку и приняв меня за мальтийку.

— Цель посещения Нижнего города? — грубо спрашивает он.

Я стараюсь быть как можно любезнее: — Моя мама работает в Казино Комино, — лгу я, — ей сказали, что придётся остаться работать на всю ночь, поскольку их андроидов отключили.

Военный пожимает плечами. — Мне жаль, но вам нет нужды спускаться туда. Мы пытаемся ограничить доступ к Нижнему городу. Людям лучше оставаться дома как можно дольше.

— Но ей нужно лекарство! — настаиваю я, — она не сможет проработать без него всю ночь.

Я шарю в карманах. У меня всегда есть парочка таблеток мофема на случай, если у мамы случится приступ на улице. Такое случалось, но очень редко.

Военный выхватывает флакончик из моих рук и изучает бирку. Его лицо бледнеет.

— У вашей матери заболевание Хебба? — осторожно спрашивает он. Я киваю. Слёзы, выступившие на глазах, — искренние. На свете нет ничего хуже чужой жалости.

— Сочувствую, — говорит военный, возвращая мне флакон, — проходите.

Я бросаюсь к двери, убирая таблетки в карман и взбегая по ступеням. Здесь намного больше людей, чем я ожидала. Заброшенная лестница покрыта грязью и влагой, а голоса людей и громкий топот эхом отзываются от стен. После утренней атаки туристы лишь хотят вернуться в свои отели в Нижнем городе.

Верхний город возвышается над морем практически на четыре тысячи пятьдесят метров — сравниваясь по высоте с восстановленным Эмпайр-стейт-билдинг в Нувэ Йорке. Самая большая из Триумфальных Башен, стоя на ее смотровой вышки, вы оказываетесь почти в ста метрах над уровнем моря. На такой высоте можно разглядеть южное побережье Африки, если использовать телескопы или скачать бот-приложение для глаз.