Звягин отложил куски мяса, приготовленные для перемолки. Включил мясорубку и сделал шаг назад. Вася всегда боялся этой машины. Чаша, куда вкладывалось мясо, запросто могла принять и его руку. Звягин выжидал минуты три, привыкая к шуму двигателя. Потом брал поленце для придавливания мяса, чтобы, не дай бог, не залезть в мясорубку рукой, и начинал процесс изготовления фарша.
Сегодня страх был меньше. Да, черт возьми, его вообще не было. Звягин, позабыв о безопасности, брал куски и бросал в чашу. Когда это требовалось, подпихивал рукой. Мясорубка, будто голодное чудовище, чавкая, перемалывала все, что в нее попадало.
Вдруг слабая вибрация, подобная той, что он ощутил, когда перерезал провод, пробежала по всему телу. Звягин встряхнулся и отправил следующий кусок в прожорливую «пасть» мясорубки.
После следующей вибрации Вася перестал контролировать правую руку. Но она не повисла как плеть. Она продолжала брать мясо, укладывала его в чашу, немного подталкивала и возвращалась за новой порцией. Звягин попытался прекратить это дьявольское действо левой рукой, но по ней пробежала голубая молния, и конечность словно приклеилась к чугунной мясорубке.
«Я точно неудачник», – подумал Звягин и проследил за правой рукой, продолжающей подкладывать мясо в чашу.
Вася не знал, что ему делать. Орать было крайне глупо. Погосян тогда его самого на фарш пустит. И тут он почувствовал страшную боль в правой кисти. Будто всю пятерню прихлопнули дверью. А потом еще раз и еще, еще. Боль была невыносимой, но Звягин не проронил ни слова. Кровь залила стену и стол из нержавейки. Вася попытался вытащить руку из прожорливой «пасти», на какой-то момент ему удалось взять под контроль правую руку. Руку? Ему удалось на долю секунды вынуть окровавленный обрубок. Сухожилия и вены, словно нити, свисали с предплечья. Это теперь никак не назовешь рукой. В следующий момент кто-то (не Звягин точно) снова засунул остаток руки в «глотку обезумевшей твари». А мясорубка спокойно отрывала кусок за куском от тела Звягина, по спирали передавала ножам, а те, в свою очередь, безжалостно рубили и выплевывали через сетку струи измельченного мяса, жил и костей.
Молнии, удерживающие левую руку, отступили и, обогнув мясорубку, выстрелили в лицо Звягину. Вася отлетел к противоположной стене и, ударившись головой о край ванны, сполз под нее. Настала такая тишина, что Вася даже слышал, как Жанна принимала заказ у ворчливого старика.
Вдруг Звягин услышал чавкающий звук, будто кто-то бьет ладонью по воде. Нет, не по воде. Кто-то бил по свежему фаршу. Вася поднял взгляд. У мясорубки стоял призрак мужчины и держал в руках его кисть. Привидение улыбнулось и помахало Звягину его рукой.
– Я штаралашь, я штаралашь, – произнесло чудовище, – за пошилку рашпишалашь.
И бросило кисть к ногам Васи. Звягин выгнулся, чтобы посмотреть, что стало с его частью тела. Но там был только фарш. Долбаный фарш был везде. Будто кто-то обмазал им все стены.
«Погосян будет злиться», – подумал Звягин и умер.
Стас посмотрел на снующую туда-сюда Машу и произнес:
– Девчонки, а у меня завтра днюха. Предки собираются в гости, так что…
– Так ты нас приглашаешь? – заверещала Света.
– Ну да. – Стас сидел с кружкой кофе.
– Стас, а можно?.. – начала Колтун.
– Можно, – ответил Любимов, зная, что она хочет взять с собой Монова.
– Не пойму, что с ним? – Стрельцова нажала «отбой» и села рядом со Стасом.
Ее совсем не волновал день рождения Любимова, ее вообще ничего не волновало, кроме местонахождения драгоценного Паровоза.
– Маш, ты слышишь, о чем я? – спросил Любимов.
– А? – встрепенулась девушка. – Да-да, Стасик, я приду.
Она снова встала и схватилась за телефон.
Любимов не мог смотреть на страдания подруги. Он был рад пропаже Володи, тем более что она, скорее всего, сводилась к «зажиганию на блатхате», как сказал бы сам Паровоз. Но отстраненный взгляд Маши наводил тоску.
– Подожди.
Стас достал телефон. Полистал телефонную книгу, нашел, что нужно, и нажал кнопку вызова. Он не помнил, как зовут рыженькую, которая написала ему свой телефон на салфетке. Поэтому старался обходиться безликим обращением: «слушай…»
– Привет. Слушай, мы тут Паровоза потеряли, – с улыбкой начал Любимов.
Дальше минут пять он молча слушал собеседницу. Улыбка пропала.
– Спасибо. Пока. – Стас отключил вызов, положил телефон в карман и отпил кофе.
– Ну что? – Маша подсела к Стасу. – Что тебе сказали?
– Паровоз убил человека и теперь сидит в тюрьме, – выпалил Любимов и снова отпил кофе.
Паровоз был в ужасе. Увидеть самоубийство подруги (это было точно самоубийство, потому что Володя ее не убивал) – охренительно неприятное зрелище. Но Паровоз держался, как говорится, молодцом. И когда в комнату ворвались бойцы ОМОНа, и когда его кости трещали под берцами этих самых сотрудников, и у следователя в кабинете, и даже сейчас, стоя перед тремя парами глаз в прокуренном помещении с голыми стенами. Надо держаться, иначе…
– Проходи, будь как дома, – весело произнес взъерошенный, похожий на домовенка Кузю, мужичок.
Володя прошел к столу, за которым сидели арестанты.