Электрик

– Шъела бублика кушок, – продолжил скороговорку мужчина и посмотрел на Монова (Сережа был уверен, что убийца глянул прямо ему в глаза).

Лампа на столе заморгала и потухла. Сергей завороженно наблюдал за приближением лысого. Маньяк (у Сережи не было сомнений, что это именно он) подошел вплотную к монитору; теперь он смотрел на Монова, плотно прижавшись с обратной стороны экрана, будто наблюдал за улицей через оконце своего сырого дома. Следующее поразило Сергея, и он инстинктивно откатился в кресле назад. Острие самодельного копья вылезло из экрана сантиметров на десять, словно между ними был тонкий слой воды. В следующий момент рука с оружием попыталась дотянуться до Монова, но он отодвинулся слишком далеко. Остро отточенный наконечник (только теперь Сергей увидел, что это гвоздь) был в десяти сантиметрах от лица парня. Когда маньяк понял, что не достает до жертвы, затянул руку с копьем назад в свой мир. Улыбнулся – так и есть, его зубы были желтыми, как у хищного животного, и высунул голову сквозь тонкую пленку, отделяющую реальный мир от ирреального.

«Где пройдет голова, там человек может вылезти», – вспомнил Сережа слова откуда-то из детства.

Монов пожалел, что настоял на покупке двадцатидюймового монитора. Да в такую дыру все мутанты Зоны разом могли выскочить. Но почему-то Сереже казалось, что даже сотня тварей не сравнится с этим монстром в жестокости.

– Тисэ, мысы… – прошипел хищник и полез из монитора.

* * *

«Ваши кроссовки чистые. От вас не воняет».

Но почему-то от этого легче не становилось. Совсем.

Черт его знает, что происходит! Где-то в глубине души Маша понимала – происходящее с ними каким-то дьявольским образом связано с неудачным спиритическим сеансом. Но каким? Вовка в тюрьме, девочка (Маша забыла, как ее зовут) и Васька мертвы. Пашкин отец в реанимации. Стас слетел с катушек и полез на столб, на котором висел телевизор. Телевизор? Да Стаса расплющило как козявку под этим телевизором. Все к одному. Черт! А что, если… Стрельцова иногда думала об этом. А что если призрак на самом деле остался в мире живых и теперь мстит им. За что? А хотя бы за то, что они отказались с ним играть.

«Может, он уже играет с нами?»

Маша вспомнила сон. Нет, ей не нравились такие игры. Не нравились, и все тут. Но беда была в том, что вот так просто она не может взять и закончить эту самую игру. Она ее не начинала и заканчивать не может. От этих мыслей мурашки побежали по коже. Сейчас, сидя у зеркала в собственной спальне, она особенно чувствовала свою беззащитность. Ведь призрак где-то рядом. Может быть, нашалившись с Вовкой, Васькой и Стасом, он возвращался каждый раз сюда и, затаившись в каком-нибудь углу, выжидал какое-то время, а потом летел на поиски новой жертвы. Бред! Но других-то предположений все равно нет. Есть, конечно, чушь, произнесенная Светкиным братцем, но версия о сведении всех этих несчастных случаев к одному персонажу (надо признать, ее любимому) была куда большим бредом, чем то, что пришло в голову ей.

Маше было страшно. Но она не могла поехать к родителям. Это все равно что подписаться под признанием: я еще маленькая сопливая девочка и поэтому, пожалуйста, никогда не оставляйте меня одну. Конечно, в данной ситуации в этом были свои плюсы, но это же и ставило жирный крест на ее учебе в Москве. Черт возьми, они не отпустят ее даже в Тулу! Нет, на это пойти она не могла. Маша не могла пригласить к себе никого. И дело даже не в том, что она не могла показать страх своим друзьям. Теперь ей некого было приглашать к себе. Светка бегала за придурком, боящимся заразиться неудачами, Вовка в тюрьме, а Стасик… Стрельцова поймала себя на мысли, что только после смерти Любимова она хочет его компании. Очень хочет. Теперь ей стало еще страшней. Мало того, что где-то рядом бродит призрак «Пушкина», так она еще и хочет компании мертвого Стаса.

Маша прошла по комнатам и включила все светильники. Стас сидел в кресле напротив телевизора.

– Любимов? – Стрельцова замерла.

– Маша, ты знала, что напряжение на конце лучевой трубки кинескопа пятьдесят тысяч вольт?

Это был голос Стаса, но тот, кто смотрел телевизор, так и не обернулся. Маша замотала головой в ответ. Затем прошла и встала между телевизором и мертвым гостем. Ее не смущала собственная частичная обнаженность – она не надевала под тоненькую ночную сорочку ни лифчика, ни трусиков, поэтому просвечивающиеся соски и черный треугольник волос в полумраке наводили на мысль о полной наготе девушки. Но разве кого-нибудь смущала собственная голая задница при встрече с призраком?

– Что ты здесь делаешь? – Маша еще не успела испугаться.

– Смотрю телевизор, – тихо ответил Любимов.

«Не насмотрелся еще?!»

– А ты не мог бы посмотреть телевизор… – начала Маша.

«Где? В аду? В раю? Да где угодно, только не здесь!»

– …в другом месте? – До нее начала доходить нелепость, невозможность, долбаная нереальность происходящего. – Стас, уходи, пожалуйста.

– Ты мне не ответила на вопрош, Маса.

– Я не знаю. Я не знаю, чего ты хочешь… – начала причитать Стрельцова.