От возможности пожрать в тепле никто из невольных гостей, конечно, не отказывается, наверняка с утра голодные едут. Голодные и очень несчастные, в такую погоду путешествовать — это же пытка настоящая, сами все промокшие, седла такие же, у лошадей на ногах по пол пуда грязи налипло, они едва шагают.
— Есть много картошки и еще мяса немного после нашего обеда, — я подхожу и ставлю чугунок с корнеплодами и сковороду с остатками курицы на печку, чтобы подогреть еду.
— Премного благодарны, господин воин, за вашу доброту, — отвечает один из слуг. — Только какое дело у вас к нам имеется? Мы должны о нашем господине заботиться! Таков наш долг!
— Уже нет, вы теперь сами по себе, — улыбаюсь я ему, — тем более, ваш бывший хозяин уже не валяется на улице под дождем, а лежит под крышей в сухом месте. Больше вы для него не можете ничего сделать, только, если все-таки перережете его веревки и мне придется приказать убить вас. Ну и его тоже, конечно, обязательно в следующий раз. Так что лучше сидите здесь, спасайте хоть так чужого теперь вам дворянина. Давайте разговаривать без упоминания вашего уже отмененного долга, а не то я прикажу его снова на улицу под струю воды с крыши вытащить. И будет он там лежать, пока совсем не замерзнет.
Прислуга и воины молчат в ответ на такие слова, перед хозяином им все равно уже никогда не оправдаться, что просто смотрели, как его безжалостно лупят и почему-то не умерли за его милость.
— Дело имеется к вам серьезное. Скажу про него попозже, когда вы расскажете, как очутились здесь, на краю Баронств и Гальда. Зачем именно сюда приехали?
Понемногу, переглядываясь между собой и стараясь лишнего поначалу не откровенничать, мужики начинают мне рассказывать интересующие меня сведения.
— Мы приехали сюда, потому что один дровосек посоветовал нашему хозяину заехать в эту деревню. Сказал, явно сжалившись над нашим промокшим видом, что Мелкий Рубек сдает тут дом путникам. Вот мы и свернули с дороги в деревню, чтобы наконец остановиться в сухом месте, — начинает седовласый слуга, несколько раз заразительно чихнув.
Мое ВНУШЕНИЕ начинает оказывать свое влияние на прежде державшихся сильно настороженно мужиков.
Фиала, послушав нас, тоже сняла намокший плащ, оставшись в кожаной жилетке с рубашкой, повесила его на крючок и присела на нашу кровать. Мужики аж загляделись на красивую девушку с тонкой талией и высокой грудью, но ничего, конечно, не сказали. Не положено им ничего вообще лишнего говорить про наших красоток.
— А как вы оказались в Гальде, да еще под дождем и без денег? Вот основной для меня вопрос.
— Потому что наш норр проиграл все свои деньги в одной таверне в центре Вольных Баронств, — зло кидает один из стражников. — И еще под угрозой смерти забрал у нас все наше золото, все последние накопления от прежней жизни.
— Много его было?
— Не очень, но по шесть-восемь имперских золотых все имели при себе.
Ага, то есть норр из Империи продул в кости все свои монеты и еще у своих подневольных спутников отобрал?
Так оно все хорошо выходит, довольно удачно для моего плана, что они теперь совсем безденежные получаются.
— А как вы хотели тогда снять дом? — удивляюсь я.
На самом деле примерно уже догадываясь, как бы норр не потратил последние или не последние деньги, все это будет сделано по большой дури.
По нему это сразу видно. Что деньги и он — слишком разные понятия, чтобы хоть одну лишнюю минуту оставаться вместе.
— Ну, у нас осталось немного своего имперского серебра, на пару дней снять дом точно бы хватило. Там бы дождь прошел. Но, что делать дальше, это нам непонятно, — рассказывает чернявый слуга в свою очередь.
Так, бедные слуги на свои последние монеты еще должны содержать конкретно неблагодарного хозяина?
— Да, а куда вы едете вообще? Какие дела у вас в Гальде?
Вот так понемногу я и узнаю историю последнего похода отряда сопровождения молодого и отчаянно буйного норра Альфирила.
Да, это явно последний поход в один конец для всех присутствующих здесь, потому что норр отправлен из родного владения за кучу своих личных косяков, которые усугубились его ссорой с немаленьким по чину имперским чиновником и убийством последнего, совершенным на глазах немалого числа свидетелей.
В Империи ее норры — почти неприкасаемое сословие, однако за такое преступление им все же приходится отвечать наравне со всеми.
— Приговорили бы молодого господина к каторге, а учитывая его дерзкий нрав, так и на кол бы могли посадить. Так это дело, обычно не положенное дворянам. Их по закону казнят усекновением головы, но за особую дерзость преступления и его вызывающий характер могут личным приказом Императора лишить благородного звания, а тогда остается только кол в свою задницу получать, — рассказывает мне чернявый слуга, которого зовут Вольчек.