– А как же! Это такая голова! Кому же еще быть царем, как не ему?
Распрощавшись с управителем и заверив его в вечной дружбе. Иуда направился на свидание с Курочкиным. После выгодно заключенной сделки его просто распирало от гордости за свои коммерческие способности. Он заговаривал с прохожими и несколько раз останавливался у лавок, из которых бойкие молодые люди выносили товары.
Он было решил купить мешок муки, но от него только отмахнулись:
– Не знаешь разве, что конец света наступает? Кому теперь нужны твои деньги?!
– Деньги – всегда деньги, – резонно ответил Иуда и зашагал к садику, где его ждали товарищи.
На улице Ткачей ему попался навстречу вооруженный конвой под предводительством его нового знакомого, окруживший связанного по рукам Курочкина.
Первосвященник Киафа с утра был в скверном настроении. Вчера у него состоялся пренеприятный разговор с Понтием Пилатом. Рим требовал денег. Предложенный прокуратором новый налог на оливковое масло грозил вызвать волнения по всей стране, наводненной всевозможными лжепророками, которые подбивали народ на вооруженное восстание.
Какие-то люди, прибывшие неизвестно откуда в Ерушалаим, громили лавки, ссылаясь на приближение Страшного Суда.
А тут еще этот проповедник, именующий себя царем иудейским! Коварный Тиберий только и ждал чего-нибудь в этом роде, чтобы бросить в Иудею свои легионы и навсегда покончить с жалкими крохами свободы, которые его предшественник оставил сынам Израиля.
Открылась дверь, и вошел управитель.
– Ну как? – спросил Киафа.
– Привел. Пришлось связать, он никак не давался в руки. Прикажешь ввести?
– Подожди! – Киафа задумался. Пожалуй, было бы непростительным легкомыслием допрашивать самозванца в собственном доме. Слухи дойдут до Рима, и неизвестно, как их там истолкуют. – Вот что, отведи-ка его к Анне, – сказал он, решив, что лучше подставить под удар тестя, чем рисковать самому.
– Слушаюсь!
– И пошли к бен Зарху и Гур Арию, пусть тоже придут туда.
Киафе не хотелось созывать Синедрион. При одной мысли о бесконечных дебатах, которые поднимут эти семьдесят человек, ему стало тошно. Кроме того, не имело смысла предавать все дело столь широкой огласке.
– Иди! Скажи Анне, что я велел меня ждать.
Когда связанного Курочкина вволокли в покои, где собрались сливки иудейских богословов, он был вне себя от ярости.
– Что это за штуки? – заорал он, обращаясь к Киафе, в котором угадал главного. – Имейте в виду, что такое самоуправство не пройдет вам даром!
– Ах, так ты разговариваешь с первосвященником?! – Управитель отвесил ему увесистую затрещину. – Я тебя научу, как обращаться к старшим!
От второй пощечины у Курочкина все поплыло перед глазами. Желая спасти кровоточащую щеку от третьей, он повернулся к управителю другим боком.
– Смотри! – закричал тот Киафе. – Его бьют по щеке, а он подставляет другую! Вот этому он учит народ!
– На моем месте ты бы и не то подставил, дубина! – пробурчал Курочкин. – Тоже мне философ нашелся! Толстовец!
Допрос начал Киафа:
– Кто ты такой?
Курочкин взглянул на судей. В этот раз перед ним были не простодушные рыбаки и землепашцы, а искушенные в софистике священники. Ему стало ясно, что пора открывать карты.
– Я прибыл сюда с научной миссией, – начал он, совершенно не представляя себе, как растолковать этим людям свое чудесное появление в их мире. – Дело в том, что Иисус Христос, которого якобы вы собирались распять…
– Что он говорит? – поинтересовался глуховатый Ицхак бен Зарх, приложив ладонь к уху.
– Утверждает, что он мессия по имени Иисус Христос, – пояснил Киафа.
– «Кто дерзнет сказать слово от имени моего, а я не повелел ему говорить, тот да умрет». Второзаконие, глава восемнадцатая, стих двадцатый, – пробормотал бен Зарх.
– Значит, ты не рожден женщиной? – задал новый вопрос Киафа.
– С чего ты это взял? – усмехнулся Курочкин. – Я такой же сын человеческий, как и все.
– Чтишь ли ты субботу?
– Там, откуда я прибыл, два выходных в неделю. По субботам мы тоже не работаем.
– Что же это за царство такое?
– Как вам объяснить? Во всяком случае, оно не имеет отношения к миру, в котором вы живете.
– Что? – переспросил бен Зарх.
– Говорит, что его царство не от мира сего. Как же ты сюда попал?
– Ну, технику этого дела я вам рассказать не могу. Это знают только те, кто меня сюда перенес.
– Кто же это? Ангелы небесные?
Курочкин не ответил. Киафа поглядел на собравшихся.
– Еще вопросы есть?
Слово взял Иосиф Гур Арий.
– Скажи, как же ты чтишь субботу, если в этот день ты занимался врачеванием?
– А что же, по-вашему, лучше, чтобы человек умер в субботу? – задал в свою очередь вопрос Курочкин. – У нас, например, считают, что суббота для человека, а не человек для субботы.
Допрос снова перешел к Киафе.
– Называл ли ты себя царем иудейским?
– Вот еще новость! – Курочкин снова пришел в раздражение. – Глупее ты ничего не придумаешь?!
Управитель дал ему новую затрещину.
– Ах так?! – взревел Курочкин. – При таких методах следствия я вообще отказываюсь отвечать на вопросы!
– Уведите его! – приказал Киафа.