Читаем Электропрохладительный кислотный тест полностью

Потом они добрались до Масатлана, первого полноценного курорта, до которого добираются те, кто едет из Штатов вдоль западного побережья Мексики. Полетом всех и каждого в Масатлане была рыбная ловля. Вдоль старой Авенкды дель Map и Пасео Клауссен - белые стены с чудесными изображениями крысиных сценок рыбной ловли и сводчатые арки гостиниц с висящими под сводами огромными сверкающе-голубыми меч-рыбами, и гринго в кепочках-утконосах, явившиеся сюда в надежде поймать меч-рыбу. Наконец музыка марьячи с трубами, то и дело застревающими и фальшивящими, но каждый раз вновь бьющимися за место в ансамбле. Чуму осенила блестящая идея пойти в "Бар О'Брайена" на приморском бульваре - место, откуда его однажды пинками выставили тринадцать мексиканских педиков. Чума питает слабость к местам давних катастроф. Сидит, к примеру, часами на пляже и рассказывает о том, какой чудовищный, неподдельный страх он испытывает оттого, что во время купания на него может напасть акула... а сам расчесывает места блошиных укусов до тех пор, пока с ног в мир ароматов не начинает струиться кровь... и т о г д а и д е т к у п а т ь с я.

"О'Брайен" в считанные секунды вызывает паранойю. В крысином фильме происходит обрыв пленки. Темно, играет мексиканский оркестр - сигнализируя крысиным чувствам, что сидение здесь обойдется недешево. Крысиные души побаиваются всех темных живописных ресторанчиков, инстинктивно понимая, что дорого заплатят за царящую в них дерьмовую атмосферу, не исключено даже, что доллар за глоток. "Бар О'Брайена" был переполнен, а потом, сквозь коктейльный мрак: т о р ч к и. Компания молодняка с иисусхристосовыми волосами, церковными колокольчиками и четками, в жилетах из мексиканских пончо с мандалами; словом, американские торчки. Чума тотчас же их узнает. Мало того, что они американские торчки, они вдобавок из Сан-Хосе, и коекто из них бывал на Кислотных Тестах. К а к р а з э т о г о Б е г л е ц у и н е х в а т а л о, ч т о б ы л о п н у л а в с я з а т е я с с а м о у б и й с т в о м. "У г а д а й т е, к о г о я в и д е л в М е к с и к е..." Чума с его склонностью к катастрофам, разумеется, их окликает. Кизи представляют как "Джо", и никто не обращает на него особого внимания, за исключением невысокой смуглой девушки с длинными черными волосами, похожей на мексиканку.

- Когда ты родился? - спрашивает она Кизи. Судя по произношению, она не мексиканка. Г о л о с у н е е - к а к у Л о р е н Б а к а л л, г о в о р я щ е й в т р у б у.

- Я - Дева.

Ч е г о р а д и б и т ь п о т р е м л е т я щ и м н а т е б я м я ч а м, е с л и м о ж н о с р а з у у д а р и т ь п о ч е т в е р т о м у.

- Так я и думала. А я - Скорпион.

- Прекрасно.

Чуму Черноволосая Скорпионша явно знает лучше всех прочих. Она с ним знакома с незапамятных времен. Но Чума - уже глубокая древность, и так уж выходит, что есть Чума, нет ли Чума, а однажды вечером она и Кизи отправляются подышать свежим воздухом на пирс близ крысиного пляжа Масатлана, сплошь суматоха и грязь, однако волны, ветер и портовые огни делают свое благое дело, и луна высвечивает из темноты нечто вроде бетонного столба, ее оставляя во тьме, в тени, а его на свету, в лунном свете, как будто некий чертежник провел линию точно меж их телами. "Ч е р н а я М а р и я", решает он.

Итак, Черная Мария присоединяется к шайке Беглеца, и они едут в Пуэрто-Валларту. Пуэрто-Валларта находится за пределами Крысиных земель. Сплошь Мексика из книжки с картинками. Райски голубой залив Бандариас, белоснежный пляж и белые латинские коттеджи у самых джунглей - густых, свежезеленых и чистых. К домикам на берегу подступают сзади жирные, зеленые папоротники и пальмы. Кричат попугаи-макао или кто-то очень на них похожий. Стоит шевельнуться листве, и в чаще мелькают таинственные ядовитые орхидеи: оранжевые вспышки лепестков. Славные, полные романтики, готические джунгли. Чума вконец изводит человека, который заведует недвижимостью, и за восемьдесят долларов в месяц получает последний дом на окраине города. Плата такая низкая, потому что джунгли для туристов слишком близко джунгли и еще слишком много мексиканской детворы, цыплят и навозной деревенской пыли. Бойс направляется назад в Штаты, а Кизи, Чума и Черная Мария вселяются в дом. Они занимают верхнюю часть дома, второй этаж с винтовой лестницей на крышу. На крыше есть нечто вроде тростниковой хижины - самое высокое место в округе, идеальный наблюдательный пункт и уютная мертвая точка. Кизи решает рискнуть и позвонить в Штаты - передать Фэй и всем остальным, что с ним все в порядке. Он идет в город и звонит Питеру Демме из книжной лавки "Задний карман" в СантаКрусе. Недолгий металлический лязг, производимый сеньоритами-телефонистками на станции. А затем:

- Питер?

Через множество крысиных миль:

- Кен! - Разумеется, крайне удивлен...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное