Читаем Электропрохладительный кислотный тест полностью

Лицо! Снова входит доктор, и...- чудеса, док, несчастный подопытный кролик - Кизи теперь может заглянуть в н е г о. Впервые он замечает, что у доктора с левой стороны дрожит нижняя губа, но он не просто в и д и т дрожание, он может - и, кажется, не впервые! - разглядеть, как становится крестообразным каждое мышечное волокно, отпихивая влево слабое желе губы, как волокна устремляются друг за другом назад, в инфракрасные каверны тела, сквозь транзисторные внутренности нервных сплетений, каждое по сигналу воздушной тревоги, а внутренние крючочки несчастного дурачка отчаянно цепляются за этих корчащихся маленьких ублюдков, пытаясь у д е р ж а т ь их и у с п о к о и т ь, я же доктор, передо мной опытный человеческий образец внутри несчастного дурачка показывают его собственное кино про пустыню, только каждый араб с усами из конского волоса представляет собой угрозу, лишь бы губа, лицо оставались на одном уровне, на том уровне, который гарантировал ему медовый пузырек Официального Штукатура...

Чудеса! Он впервые обрел способность з а г л я д ыв а т ь в н у т р ь л ю д е й...

Ах да, та маленькая капсула, что блаженно скользнула вниз по пищеводу, содержала ЛСД.

Весьма скоро пришло время двигаться дальше, за пределы и этой фантазии, фантазии клиницистов из "Менло-парка". Фантазия клиницистов состояла в том, что добровольцы являются подопытными животными, требующими беспристрастного, научного подхода. Не составляло никакого секрета, что люди, добровольно подвергающиеся экспериментам с лекарственными препаратами, и без того склонны к неустойчивому поведению. Поэтому доктора появлялись в белых халатах, с журналами для записей, измеряли кровяное давление и частоту пульса, брали мочу на анализ, заставляли их решать простые логические и математические задачи вроде сложения цифр в столбик или оценки времени и расстояния, а кое-что и просили наговаривать на магнитофон. И все же доктора были с о в е р ш е н н о н е в к у р с е д е л а. Сами они ЛСД никогда не принимали, абсолютно ничего уразуметь не могли, да и в любом случае словами этого не выразить.

И н о г д а х о т е л о с ь и з о б р а з и т ь э т о к р у пн о... Ловелл находится в клинике под действием ЛСД и принимается рисовать на стене громадного Будду. Какимто образом Будда заключает в себе все... Белый Халат входит и даже не смотрит на рисунок, он принимается задавать все те же записанные в журнале вопросы, тогда Ловелл бесцеремонно его прерывает:

- Что вы скажете о моем Будде?

Какое-то мгновение Белый Халат смотрит на рисунок и говорит:

- Он слишком женоподобный. А теперь посмотрим, как быстро вы сложите этот столбик цифр...

С л и ш к о м ж е н о п о д о б н ы й... Избавьте нас от тех штампов, что наглухо заперли снаружи мозги даже этих так называемых экспериментаторов, подобно ставнямгармошкам в витрине меховой лавки... и Кизи приходилось решать со своими мальчиками ту же проблему. Один из них был совсем молодой, с короткой приглаженной челкой и наисерьезнейшим лицом - наисерьезнейшим, наидобрейшим, самым гладким и отвратительным лицом, какое когда-либо удавалось выровнять медовому пузырьку Штукатура, так вот, он входил и на секунду широко раскрывал глаза, словно желая убедиться, что этот мускулистый медведь на кровати еще с п о с о б е н м ы с л и т ь, а потом начинал говорить самодовольным голосом зубрилы, и голос этот рассыпался по палате, как испачканная мелом гигроскопическая вата с выбиваемых в Спрингфилдской средней школе тряпок для стирания с доски.

- Теперь я скажу "начали", а вы, когда, по-вашему, пройдет минута, скажете "готово". Вам это понятно?

Понятно-то понятно. Но Кизи летал под действием ЛСД, и чувство времени у него было у т р а ч е н о, тысячи мыслей в секунду носились от синапса к синапсу, счет шел на доли секунды, так что какая тут к чертям собачьим минута - но в тот миг одна мысль там застряла, ее удалось на мгновение задержать... злоб-ную, чудес-ную. Он вспомнил, что каждый раз, как ему измеряли пульс, неизменно выходило семьдесят пять ударов в минуту, поэтому, когда д-р Туман произносит "начали", палец Кизи потихоньку соскальзывает на пульс; он считает до семидесяти пяти и говорит;

- Готово! Д-р Дым смотрит на свой секундомер.

- Поразительно! - говорит он и выходит из палаты. Сказать-то ты сказал, малыш, но, как и большинство остальных, ты ничего не понимаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии