Читаем Электропрохладительный кислотный тест полностью

...Нет, какова у меня дочурка! Утверждает, что стесняется меня. Говорит, всему свету известно, что у меня на уме одна пизда. В мои-то годы... ...Да, сэр, нам это известно. Ваша дочь - потаскушка, каких мало, однако я - король, я просто вынужден отрезать вам яйца... ...Да я вас, король... за них с престола сброшу. ...За яйца? ...Именно! Что это за король такой с гвоздями?

...Именно! И в п р я м ь п о т р я с а ю щ е. Каждый из нас держит в руке шахматную фигуру и превращается в этого персонажа, все принимаются галдеть, обращаясь к тем, кого видят в этих фигурках, и начинают думать об одном и том же. И я т о ж е в и д е л з а б а в н ы е к р у ж о ч к и п о д р у к о й у э т о й ф и г у р к и, не больше шляпки крошечного гвоздика... Я д а ж е х о т е л о б э т о м с к а з а т ь...

С а м о е у д и в и т е л ь н о е о щ у щ е н и е в м о е й ж и з н и - интерсубъективность, словно раскрылось сознание каждого и все они слились, и теперь достаточно лишь взглянуть на шевеление губ. мерцание глаз или на шахматную фигуру, которую кто-нибудь, раскачивая, держит в руке...

...Вы ведь не стали бы верить девице с электрическими угрями вместо сисек, а, король? ...Это те, что ионизировали меч короля Артура на дне болота? ...Они самые. Вымя с тысячью мельчайших кровососных банок грудастая потаскушка. Боюсь, сто двадцать бытовых вольт тюремной наживки, если я видел ее... ...ну как, даже при самом невероятном стечении обстоятельств, могло всем сразу прийти в голову выражение типа сто двадцать бытовых вольт тюремной наживки...

Но ведь и болота тоже - для старой компании с Перри-лейн все это уже не только Сад Эдема и чудесное открытие. Более того, в волшебной лесистой лощине уже слышится ропот. Кизи начинает о р г а н и з о в ы в а т ь н а ш и п о л е т ы. Он выдает наркотики каждому персонально - вот тебе доза, а вот тебе... и только расслабишься и начнешь тащиться, как он уже входит "А ну-ка всем встать!" - и затевает утомительный поход в лес...

Когда все это подходит к концу, кое-кто просит Кизи дать им с собой в Пало-Альто немного кислоты и ИТ-290. "Не-е-е-е-е-ет",- говорит Кизи и многозначительно подмигивает, словно хочет сказать, что никак нельзя, ведь дело деликатное... Лучше примешь еще, когда вернешься...

Позже, на обратном пути, кто-то говорит: "Раньше мы все были равны. А теперь полет ведет Кизи. Мы приезжаем к нему домой. Мы принимаем его кислоту. Мы делаем то, что хочет он".

Но чего он хочет? Постепенно на ум приходит смутная догадка, что фантазия Кизи вновь продвинулась вперед, даже за пределы их собственных, возникших еще на старой Перри-лейн. Как бы там ни было, никто не испытывает желания следовать генеральному плану Кизи. согласно которому все должны переехать к нему, поставить палатки и так далее, короче - переселение Перрилейн в Ла-Хонду. Жилище Кизи стало представляться всем чем-то вроде Версаля среди холмов, а сам Кизи Королем-солнцем, с каждым днем приобретающим все более важный вид со своей огромной челюстью в профиль на фоне секвой и горных вершин. До окончательного разрыва и даже до освобождения от чар дело, однако, так и не доходит. Они чувствуют, что Кизи устремился вперед, еще дальше, к фантазии, изучать которую они могут и не захотеть.

У Кизи стали появляться и новые люди, и это стало еще одной причиной для беспокойства. Кое-кто из перрилейнской компании с трудом представлял себе, кто такой этот Кэссади. Вот он перед нами, в Версале Кизи, подходит, подходит, без рубахи, размахивая руками, а его брюшные мышцы выступают по бокам, как у штангиста... Мы же люди с понятием, мы ценим святого первобытного человека. Один Кизи намекает, что у Кэссади следует у ч и т ь с я, что он с в а м и р а з г о в а р и в а е т. Что он и делал. Кэссади хотелось интеллектуального общения. Однако интеллектуалам хотелось одного чтобы он был святым первобытным человеком, денверским малым, к р е т и н о м среди нас. Временами Кэссади чувствовал, что в интеллектуальном смысле его не признают, и удалялся в угол, не прерывая своего маниакального монолога и бормоча: "Ладно, отправлюсь в собственный полет, пора в собственный полет, это мой собственный полет, вы же понимаете..."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии