Электророман Андрея Платонова. Опыт реконструкции

Любовь – невозможность. Но она – правда и необходима мне и вам. Пусть будет любовь – невозможность, чем эта маленькая возможность – жизнь310.

Идеал любви, о котором здесь идет речь, не имеет ничего общего, по заверениям рассказчика/лектора, с физиологической любовью/эросом (дискредитированной как половой инстинкт и инстинкт продолжения рода). Наоборот – эрос так же возможен, как дружеская любовь (филия). Невозможное – это агапа, всеобъемлющая любовь Бога в Евангелии. Понятие страстной любви в «Невозможном» стремится преодолеть любовь как кодирование интимности и учредить всеобъемлющую любовь, и в этой «евангельской краткости и простоте» открывается параллель между страстями Иисуса и безымянного электрика.

В отличие от переживающего и страдающего героя рассказчику отводится действующая роль евангелиста, который не только свидетельствует, но и распространяет и институционализирует учение или проповедует его в своем стилистическом гипостазисе311. В этом контексте фотоэлектромагнитному резонатору-трансформатору отводится роль символа веры, который преображает солнечный свет в электрический ток, а электрический ток – в божественный свет искупления, как повествовательный аппарат в это же самое время обеспечивает взаимную трансформацию научной поэтики, технопоэтики, мифопоэтики и поэтики любви и тем самым функционирует как ген построения сюжета и семиотический конденсатор312.

Изобретение фотоэлектромагнитного резонатора-трансформатора – прочное нарративное ядро, вокруг которого Платонов может группировать стилистические и жанровые эксперименты, а также механизмы повествовательной техники – как в свое время интерпретации, комментарии и апокрифы группировались вокруг Священного Писания.

3.2. Genesis («Сатана мысли»)

К началу 1922 года Платонов уже наработал базовые элементы своего будущего Электроромана: тема электрификации в сочетании с утопически-идеологическим субстратом «царства сознания»; жанр притчи, подверженный динамической трансформации; герой – электрик и изобретатель фотоэлектромагнитного резонатора-трансформатора, который как символ «нового Евангелия» электрификации является носителем нарративной и медийно-семантичесой ДНК, необходимой для построения сюжета. В контексте этой генетической повествовательной структуры Платонов или имплицитный автобиографический автор стоит перед той же проблемой, что и первохристианские авторы Священного Писания: обратная связь (re-ligio) Нового Завета и заложенной в нем благой вести с Ветхим Заветом и содержащимися в нем мифами основания313. На пути от генезиса к эволюции электропоэтики важный этап представляет собой рассказ «Сатана мысли», возникновение которого связано с профессиональной самореализацией Андрея Платонова.

3.2.1. Герой-светоносец

Во второй половине 1921 года Андрей Платонов закончил образование, вышел (или скорее был исключен) из рядов коммунистической партии, проделывал пешие марши по сельским дорогам, страстно ухаживал за Марией Кашинцевой. В январе 1922 года он отправился в «командировку» в Москву, где в Наркомземе получил информационный материал о финансировании сельхозкооперативов314. С лета 1921 года Платонов написал ряд агитаторских статей, в корне отличных от его прежних журналистских выступлений: они призывали к помощи голодающим Поволжья и пропагандировали сельскохозяйственную ирригацию в Воронежской губернии. Введенный Платоновым неологизм «гидрофикация» – по шаблону «электрификации» – стал новым программным кодом для спасительного проекта сельскохозяйственной модернизации. В статьях по гидрофикации конца 1921 года, прежде всего в «Новом Евангелии», Платонов занял позицию «вольного пропагандиста», который без формального мандата странствует по деревням и проповедует крестьянам в духе федоровского «Общего дела» идею проекта сельскохозяйственной ирригации. Выстроив эту позицию в своих текстах, журналист Платонов начал выдвигать требования к губернскому правлению – институционализировать ирригационные программы315. Конкретным результатом стало первое профессиональное трудоустройство Платонова на должность заведующего отделом гидрофикации в Воронежском комиссариате сельского хозяйства с 1 января 1922 года, а с 5 февраля 1922 года – председателя губернской комиссии по гидрофикации316.

После ряда переименований и переструктурирований платоновское институциональное детище, комиссия по гидрофикации «Губкомгидро», в марте 1922 года была подчинена Губернскому земельному управлению как отдел ирригации, что более-менее закрепило ее позиции в управленческом аппарате, хотя Платонову и его сотрудникам вплоть до июля 1922 года приходилось бороться за финансирование317.