Электророман Андрея Платонова. Опыт реконструкции

В программу общеполитического воспитания пролетариата и сродных с ним масс партией должен быть включен и журнализм как наука о выражении классового сознания. <…> Пролетарская газета должна печатать все, написанное пролетариями, ибо каждый пролетарий потенциально коммунист, и стричь его мысли в духе марксизма, который так немногие по-настоящему понимают, это значит оскорблять пролетариат, упрекать его в неслыханной вещи – сочувствии капитализму – и общественно проявлять свое паскудство. Мы требуем свободы выражения сознания для пролетариата. Мы требуем реорганизации редакционной системы. Лучшая редакция газеты – мастерские. Пролетариат – всегда коммунист, и цедить его мысли в маленьких комнатах – паскудство. Мы угрожаем, если система печати не будет изменена[59].

Платонов требовал участия потребителей информации в производстве. Но почему в своих требованиях он брал несоразмерно резкий тон? Ведь участие рабочих в производстве культуры и информации активно поощрялось советским руководством[60]. Однако энтузиазм по поводу движения рабселькоров уже к концу 1920‐х годов заметно угас, когда выяснилось, что рабочие корреспонденции писались партийными функционерами и местным начальством[61]. В свою очередь, агрессивный тон Платонова мог выражать его протест против опеки пролетариата со стороны коммунистической партии[62]. Вербальный жест угрозы («Мы угрожаем») в конце его статьи предупреждает об угрозе оппозиционной автономизации его суверенного «Я» от коллективной полифонической структуры «Мы», отсылающей к культурно-политическим институциям и их языку. Требования Платонова вытекают из его социальной самоидентификации с прослойкой новых культуртрегеров – рабочей интеллигенции. Эта идентичность укореняется в его принадлежности к образовательным и медийным институциям – университету, техническому институту, партийной школе, редакции газеты, его членству в партийной организации журналистов, участию в писательских конгрессах. Более того, позиция Платонова опирается на концепцию индивидуального мастерства и легитимируется его семейной историей. В юбилейном издании по случаю третьей годовщины революции 7 ноября 1920 года Андрей Платонов опубликовал статью «Герои труда. Кузнец, слесарь и литейщик», чтобы в ходе государственной кампании по награждению «героев труда» обозначить в воронежской прессе своих «персональных» героев и рассказать часть своей собственной семейной истории. Показательно, что здесь снова возникает его суверенное «Я»: «Те люди, о которых я буду говорить, люди старые, даже религиозные, глубоко привязанные к семье, к старым пережиткам…»[63] Своего отца Платонов описывает как полуослепшего, полуоглохшего от работы изобретателя-любителя, высококвалифицированного специалиста и ветерана Гражданской войны[64]. Помимо чествования «героев труда» Платонов утверждает и свою собственную социальную идентичность, подчеркивает свое происхождение из сознательной рабочей семьи, что дополнительно легитимировало его претензию на культуртрегерство и его право выдвигать требования к партии рабочих.

Может быть, было время, когда мир держали и украшали Пушкины, Бетховены, Толстые, Шаляпины, Скрябины… Теперь держат мир и сами живут его лучшими цветами – Неведровы, Климентовы и Андриановы[65].