Когда я вернулся домой, мой автоответчик был забит сообщениями от Дэни. Сначала шли вежливые просьбы, в конце преобладала нецензурная брань, но лейтмотив всех сообщений был один и тот же: "Срочно перезвони мне!" Что я и сделал, и на следующий день у меня уже была назначена встреча с Полом Консом.
За те несколько минут, что длился наш разговор, Коне поведал мне, что Hacienda запускает новую вечеринку, ориентированную на прогрессивную и взыскательную публику; главными составляющими вечеринки будут хэппенинги — их проведение уже взяли на себя несколько актеров — и горячая, зажигательная музыка, для которой клубу срочно требуется новый диджей; помимо меня на эту должность претендуют еще четыре кандидата, так что работу получит тот, кто лучше всех справится с конкурсным заданием — записью микса. Я накупил шоколада и минеральной воды и на несколько дней заперся в своей спальне. Когда я из нее вышел, в руках у меня была 90-минутная кассета, разрывающаяся от горячих фанковых вибраций. Кассета была отправлена по назначению, и началось томительное ожидание. Наконец раздался телефонный звонок, и бодрый голос на другом конце провода произнес: "Привет, лягушатник. Это Пол Коне. Ну что, не передумал?"
Вечеринку назвали Zumbar и отвели под нее вечер среды. Мне был присвоен статус резидента, а заодно псевдоним в духе общей концепции мероприятия: DJ Педро. В паре со мной работал DJ Хосе. У Пола Конса была конкретная задача — завоевать самую модную публику города, поэтому на вечеринке должна была царить необычная декадентская атмосфера. Всем, кто 7 октября 1987 года пришел на премьеру Zumbar, наверняка запомнилась огромная бычья голова, болтавшаяся над танцполом и сверлившая танцующих глазами. При этом пожелания организаторов к музыкальной программе были скорее общими: ставить можно было практически все — от откровенного китча до чистого эксперимента — главное, не опускаться ниже установленного в клубе стандарта качества.
Можете себе представить, что для меня означало первое настоящее выступление, тем более в таком месте, как Hacienda. Сказать, что я перенервничал, — значит не сказать ничего. За всю ночь я ни разу не сомкнул глаз. Когда на следующий день я заявился в Hacienda, я был таким бледным и напуганным, что весь персонал клуба сразу бросился меня подбадривать. Отступать было некуда. Я, робея, зашел в диджейскую кабину и обнаружил в ней вертушки Technics MK2 SL1200, которые я раньше и вблизи-то никогда не видел. Более того, я даже не умел пользоваться питчем! Резкий приступ страха парализовал все мое тело: глаза отказывались отрываться от танцпола, а руки ни в какую не хотели браться за пластинки. Наконец я собрался с духом и — вперед! К моему удивлению, на смену паническому ужасу моментально пришла самая настоящая эйфория.
Когда вечеринка была в полном разгаре, я завел заранее припасенный хит — "Pump up the Volume" проекта M/A/R/R/S, состоявшего из Дэйва Доррела (Dave Dorrel), диджея Си-Джей Макинтоша (С. J. Mackintosh) и Мартина Янга (Martyn Young) из группы Colourbox. He могу не сказать пары слов об этой гениальной вещи, которая предвосхитила музыкальные мутации конца 80-х. Чего в ней только не было: и навязчивый хаус-ритм, и завораживающий поп-рефрен ("Brothers and sisters, pump up the volume, you're gonna git yours!"), и несметное количество сэмплов, прошедших через знаменитый Akai S1000 — одно из главных орудий труда хаус-продюсеров первого поколения. Тогда "Pump up the Volume" воспринимался как типичный образец английской клубной музыки, попсовой и танцевальной. Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что это было гораздо больше, чем просто музыка для ног. M/A/R/R/S удалось собрать воедино лучшее из того, что звучало в английских клубах в конце 80-х. Только представьте себе: сэмплы из Офры Хазы, Criminal Element Orchestra ("Put the Needle to the Record"), Public Enemy ("You're gonna get yours") и Джеймса Брауна — и все это в одном треке. В сентябре 1987 года "Pump up the Volume" взлетел на первую строчку английских чартов. Это был один из тех редких треков, которые можно заводить по много раз за один вечер, не рискуя утомить публику.
Когда вечеринка закончилась, я, несмотря на пережитый стресс, чувствовал себя просто волшебно. Что касается Пола Конса, то для него это был стопроцентный успех. Правда, поскольку считалось, что все начинания Конса по определению обречены на триумф, никто не стал делать из этого сенсацию и тратить время на пустые похвалы.
Наверное, в эти месяцы и решилась моя дальнейшая судьба. Я окончательно "погряз" в музыке, а все прочие составляющие моей жизни отошли на второй план. Я расстался со своей девушкой, бросил работу у ее сестры и устроился в другой ресторан — в шестидесяти километрах от Манчестера. Я работал по пятнадцать часов в день пять дней в неделю, по средам крутил пластинки на Zumbar, а все остальное время просто где-то тусовался. Я уже не так сильно скучал по Mud — моим новым домом стала Hacienda.