Электротерапия. Доктор Клондайк

Сестра Ферро в конце концов сдалась и стала лечить Лили так, как ей было указано. Уже через неделю Лили без посторонней помощи садилось, а еще через две недели смогла сделать по комнате несколько шагов, поддерживаемая сестрой Ферро и Клондайком.

Как ни устал Клондайк, он чувствовал себя счастливым. По ночам, не в силах заснуть, он бродил по паркам, где освещенные изнутри виллы казались ульями, наполненными приглушенным жужжанием музыки радиопередач.

Мысль о том, что Лили снова будет ходить, не давала ему ни сидеть, ни лежать.

А потом он сам слег. Была середина августа, и было очень жарко. Его хозяйка, которой пришлось за ним ухаживать, пожаловалась, что не может выйти из дому. Клондайк совсем растерялся. «Думаете, мне это очень приятно! — хотелось ему завопить. — Лежать тут, когда больная, которую я лечу, находится в критическом состоянии и нуждается в моих заботах». Но он сумел взять себя в руки, Ведь он всего лишь незадачливый студент-фармацевт, а никакой не врач. Ночами он декламировал целые куски из прочитанных учебников, забывался наконец коротким сном, а рано утром пронзительное, как сирена «скорой помощи», пение птиц возвращало его к действительности. Он не мог даже послать к Лили кого-нибудь вместо себя, ничего не мог для нее сделать.

Через две недели он почувствовал, что больше не выдержит, и встал. Голова все еще гудела от жара. Был воскресный полдень. Клондайк оделся, нахлобучил шляпу, сел на трамвай и поехал к ней. Но на одном перекрестке трамвай столкнулся с машиной, так что дальше пришлось идти пешком. Наконец он добрался до места. Перед дверью он помедлил, стараясь справиться с головокружением. Мамаша Венте сама открыла ему и поджидала его на лестнице.

— Ох, доктор, наконец-то вы здесь! С ней, по-моему, что-то неладно. Вы сами увидите, но, по-моему, она умирает. Я-то уж нагляделась на такие вещи.

Лили спала, лежа на спине, голова неестественно свернута набок.

— Ну как, умирает? — спросила мамаша Венте, вошедшая в комнату вместе с ним.

— Не знаю я. Откуда мне знать! — закричал он. — И катитесь вы отсюда. Вы мне не нужны. Не нужны, понимаете?! И нечего вам лезть в дела, которые вас не касаются. Абсолютно не касаются.

Мамаша Венте шагнула к нему поближе.

— Послушайте, вы, доктор. Я уйду, если вы так этого хотите. Только нечего вам кричать, что меня это не касается. Потому что тогда я смогу наконец поменять белье на кровати.

Их перебранка разбудила Лили.

— Флорис, — сказала она со вздохом, который шел, казалось, из самой глубины легких. — Флорис, почему тебя так долго не было?

Она не протянула ему руки, и он спросил, почему она с ним не здоровается.

— Со мной что-то неладно, Флорис, — отвечала она. — Я не могу протянуть тебе руки. Я вообще не могу больше сделать ни одного движения. Только голову еще могу повернуть. И у меня так все болит. Наверное, я скоро умру.

Голос был еле слышен. Клондайк присел у изголовья. Он не мог выдавить из себя ни слова. В горле у него точно застряла рыбья кость.

Ты сделал все, что мог, Флорис. Мне так жаль тебя. Почему ты со мной не разговариваешь? Расскажи, что ты видишь за окном.

— Я вижу поезд, который остановился, войдя под арку. Похоже, там что-то случилось, проводники шушукаются, а пассажиры выходят из вагонов поглядеть, в чем дело.

— О, Флорис, — сказала Лили. — Там наверняка произошел несчастный случай. Поезда ведь никогда под аркой не останавливаются. Должно быть, кто-то попал под поезд. Старик или ребенок. Да, конечно, ребенок. Пойди туда, Флорис, и помоги. Сидеть возле меня больше нет никакого смысла. Здесь твое искусство уже бессильно.

— Никуда я не пойду! Я останусь с тобой! — выкрикнул он. И тихо добавил: — Зачем мне идти? Единственное, что я могу, — это перевязать кому-нибудь рану носовым платком, а это может сделать кто угодно.

Вдруг она несколько раз дернула головой. Все ее тело в последний раз пришло в движение, по нему пробежала долгая дрожь, и больше она уже не шевелилась. Он схватил ее за руку, закричал: «Лили, Лили!» — но ничего не произошло. Тогда он оставил свои попытки, вяло подумал про стетоскоп, но не стал доставать его, откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Ребятишки, которые в этот воскресный полдень собрались на взморье, таращились из всех окошек поезда и размахивали ведерками и флажками. Несколько мальчишек постарше уселись на обочине канавы и пели под гитару.

За его спиной возникла мамаша Венте и тронула его за плечо.

— Ну как, доктор, умерла? — спросила она.

— Умерла, доктор, совсем умерла? — спрашивали другие обитатели пансиона, следом за ней проникшие в комнату. Старуха в ночном капоте, с лысой головой. Мужчина, у которого вместо руки был толстый неряшливый сверток, бинты частью размотались и свисали вниз. Тощий юнец, не умеющий говорить, умеющий только кричать «ду-уу». В гостиной тоже толпились люди.

Клондайк встал.