Элемент крови

Артемий Павлович ответил странным горловым звуком, типа краткого «ихэ-э-э», который вряд ли означал «да» или «нет» – скорее всего, он понял, что перед ним не галлюцинация. Дергаясь, он с хрипом закашлялся, чувствуя, как в кровь трескается рассохшееся горло.

– В общем, решил я от вашей деревеньки отчалить куда глаза глядят, – продолжал вампир, задумчиво вглядываясь в исчезающую в светлеющем небосклоне луну. – Ну а для того чтобы не было скучно путешествовать, решил компаньона с собой прихватить: у нас типа заочного знакомства уже было, а кроме тебя, я тут никого не знаю. Смешно получилось, верно? Я тебя поцеловал – ты у нас теперь типа оборотень в погонах.

Гензель опять залился своим фирменным серебристым смехом, откровенно упиваясь паническим ужасом мешком лежащего на траве милиционера. Тот снова попытался закричать, но эта попытка сменилась новым жесточайшим приступом кашля.

– Вот наивняк тупой, – восхитился милицейским упорством носферату. – Кисуль, ничего не понимаешь, что ли? Просеки: ты теперь такой же, как я, – так что прекрати рыпаться.

Ситуация переменилась – на этот раз трясущийся лейтенант попытался закрыть глаза, чтобы не видеть перед собой это кошмарное рыло, словно сошедшее с полотна обкурившегося художника, который месяц назад твердо перешел на героин.

– Светает уже, – объявил Гензель, не реагируя на тщетные потуги Артемия Павловича. – Надо мне отнести тебя в берлогу, которую я вчера у местного медведя отбил. Учти – отныне солнечные лучи тебе отныне так же вредны, как и мне. А вот в церковь можешь не бояться заходить, фигня все это: церковники такие байки придумали, чтобы их вурдалаки по ночам не навещали. Бред какой-то, ты только раскинь мозгами – что теперь, вампир-еврей не проникнет в синагогу, а вампир-мусульманин не снимет обувь в мечети? Первое время ты будешь слаб, как ребенок, ведь фактически стать вампиром – это как пережить второе рождение. Впрочем, чего я тебе это рассказываю – ты небось лучше меня все знаешь. У вас так вампиры популяризированы – мама дорогая, мы в свое время о таком счастье раньше и мечтать не могли. А тут-то кругом по кабельному крутят: «Ночной дозор», «От заката до рассвета», «Салимов удел», «Кровососы», – лафа, да и только.

Схватив милиционера за ногу, вампир поволок его по тропинке обратно в самую чащу. Выпучив глаза, Артемий Павлович цеплялся за траву парализованными пальцами – по дороге он получил пару новых синяков, треснувшись об знакомые узловатые корни.

– В общем, вампиры в России – это какая-то дешевая попса, – философски продолжал рассуждать Гензель. – Честное слово, даже немного обидно. Понапридумывали всякой лажи от балды – и в гробу мы спим, и распятие нам на лбу раны выжигает, и на солнце бегать не можем. Ну, летом и верно не можем, а зимой, когда снег лежит и погода минус тридцать, – да пожалуйста, отчего не побегать? А что, летом никто из людей ожоги от солнца не получает? Каждый из вас хоть раз, да сгорал на пляже. Наша же кожица нежнее, кровью не подпитывается, вот и облезает в момент на жаре. А кто-нибудь из этих фантазеров хоть раз пробовал в гробу спать? Тихий ужас – не повернешься, там бок жмет, здесь колено давит, а ведь двуспальных гробов похоронная промышленность не создает. Ну так и на фиг тогда это надо?

В темной берлоге, куда носферату притащил своего нового друга, было трудно дышать из-за спертого воздуха. Пахло кислой шерстью, медвежьими испражнениями, а также недавно освежеванной тушей. В углу в луже запекшейся крови валялись огромные куски мяса, здоровенная мохнатая лапа с когтями – груду внутренностей венчала голова бывшего хозяина берлоги с затянутыми кровавой пленкой, помутневшими глазами. Гензель подтянул милиционера к снопу несвежей влажной соломы, разжал пальцы – тот тяжело свалился вниз, словно куль с зерном, не в силах двинуть ни единой конечностью.

– Поспи, – сказал вампир и заботливо подложил под его голову медвежью лапу. – Днем нам обязательно требуется высыпаться. Когда проснешься, я принесу тебе еды. Тут мы проживем с месяц, а потом двинемся на Запад. Я решил – надо все-таки посмотреть, как там мой родовой замок в Богемии. Столько лет уже не был, ностальгия замучила. К счастью, тут все проще, чем в городе, – и ходить по земле легко, словно порхаешь, и я летать натурально скоро смогу, когда подрезанные крылья отрастут. Нам сейчас главное умотать как можно подальше от Андрея. Ох, если б я тебе рассказал, чем этот парень занимается в своем подвале и кто у него в потайной комнате лежит, у тебя бы очи вылезли еще больше, чем когда ты меня увидел. Ладно, давай закрывай глазки и на боковую, завтра ночью дел много – тренировать, учить тебя всему потребуется. Будем вдвоем заново осваивать этот незнакомый мир. Мы теперь с тобой, можно сказать, Робинзон и Пятница. О, знаешь, я тебя так и буду пока звать – Пятница. Не возражаешь?

Мягко говоря, Артемий Павлович возражал. Несмотря на весь терзавший его ужас, он раскрыл окровавленные губы, намереваясь отправить урода по известному адресу.