Элемента.T

Он ничего не мог изменить. У него больше не было сил ничего менять. Он знал, что она умрёт, что бы он ни сделал. Он видел себя раздавленного, уничтоженного, превратившегося в оголённый нерв. Себя со шрамами на плече, похоронившем её на этом холме не раз, не два, не пять. Он видел себя таким, каким он станет, пытаясь её вернуть. И он знал, что в тот день, когда она отдала ребёнка Ангелу, эта рыжая девчонка запомнила её навсегда. И что бы он ни делал, её всё равно находят и убивают. Убивают у него на глазах. Он устал видеть её затухающий взгляд, устал её хоронить. Он жил тем днём, что он сохранил у себя в душе и больше ничего не хотел знать.

Иногда он приходил на свой холм в прошлое и разговаривал с Кэкэчэн. Она сидела на лавочке, перевязывая платок. И он находил мучительное удовольствие в том, что она ничего не забывала. Он рассказывал ей про свою жизнь, про Еву и даже про неё саму, а возвращаясь в следующий раз, радовался, что она помнит все его рассказы. Даже то, что Ева умрёт. И что она тоже умрёт. Но своя смерть где-то там, в далёком двадцать первом веке её совершенно не трогала. Там ей было семнадцать, и у неё вся жизнь была впереди.

    — Дэн, я знаю, что ты никого не хочешь видеть.

Кто эта женщина с рыжими волосами? Изабелла? Он смотрел на её постаревшее лицо и не верил своим глазам. Она села рядом на его скамейку и, улыбнулась, глядя на портрет Евы.

— Какая она здесь счастливая.

— Да, это было их первое свиданье с Феликсом. У меня не оказалось ни одной её фотографии.

Он тоже улыбнулся, а девушка, кутаясь в тёплый шарф — Снова осень! — накрыла сверху своей рукой его руку. Но он её убрал.

— Дэн, — она порывисто повернулась к нему, — я знаю, что ты ничего не хочешь знать. Что для тебя больше не существует наш мир. Но прошло десять лет, Дэн. И всё плохо. И становится только хуже.

— Неужели ваши могущественные боги ничем не помогли вам?

— Ничем. Они только всё испортили. Они дали нам знания, но люди стали циничны и высокомерны. А ещё ленивы. Школу закрывают. Там больше некому учиться.

— Дети с рождения стали умнее своих родителей? — усмехнулся он, запахивая плотнее пальто. Холодало.

— Нет, Дэн. Детей больше нет. За десять лет не родился ни один ребёнок. Поколение дочери Вики стало последним.

— У неё родилась дочь?

— Да, и она назвала её Ева.

— Хм! Какая ирония.

— Она назвала её в честь нашей Евы. И она так и не призналась кто её отец, но у неё тёмные волосы и синие глаза.

  — Видимо, кто-то темноволосый и с синими глазами, — развёл он руками.

— Рада, что ты не разучился шутить, — она тоже скрестила на груди руки, пытаясь согреться.

— Я разучился, Белка. Она же звала тебя Белка?

— Да. Дэн, они обещали, что помогут тебе её вернуть.

— Я видел их помощь. Я больше не верю богам. Они никогда не говорят всей правды. Они не врут, но пользуясь нашим доверием, изворачиваются так, что мы никогда не догадаемся, какие настоящие цели они преследуют. Ты знаешь, что она писала книгу?

— Ева? Книгу? Нет.

— Я тоже не знал, но подруга забросала её письмами. Я хотел честно ответить, что она умерла, но не смог. Понимаешь, она написала, что мы вместе, только уехали туда, где нет интернета. Понимаешь, нет интернета и всё, нет человека. Больше никто не пишет бумажные письма.

— Так что там в книге?

— Там вся наша жизнь. Такая, какой она её видела. И там она тоже умерла. Не так, не от брошенного в спину копья, ветки, не знаю даже, что это было. Она умерла на алтаре, потому что знала, что была расходным материалом. Потому что этим богам всегда нужен был я.

— Она просто идеализировала тебя, Дэн. Потому что слишком сильно любила.

— Да, она считала меня идеальным, но её книга заканчивается разговором Аполлона и Ватэса. И разговор идёт о том, что я не просто Избранный. Я реинкарнация того, кого любила юная богиня. Весь их мир и рухнул из-за её страданий. И Ватэс каким-то образом в этом виноват. Ты считаешь, это она тоже придумала?

— Ну, при богатой фантазии, наверно, это не сложно, — пожала плечами Изабелла.

— Наверно, — сказал Дэн. — Только всё что она написала до этого правда от первого до последнего слова. С чего бы ей придумывать финал?

Он встал. Он больше не хотел об этом говорить. И чего бы ни хотела от него Изабелла, она так и не попросила.

Между их последней встречей и следующей прошло столько лет, что он почти забыл об этом разговоре. Но однажды ранним летом, когда ещё всё цвело, а комары ещё не кусались, она пришла снова.

— Прости меня, что я тебе не поверила, — сказала она.

И первые седые волосы у неё на висках, и морщинки что залегли вокруг глаз, и сами глаза потухшие, безразличные говорили про её жизнь больше, чем слова. Он ни о чём и не спрашивал.