— Ты поклялась кровью! И ещё. Ваш род не должен прерваться, даже если отцом твоего ребёнка станет твой злейший враг. Так договорились наши предки, не нам с тобой отменять их договор. Помни, я освобожу тебя, только когда ты приведёшь преемницу. — Я помню, — сказала она и посмотрела на него с вызовом. — Мою преемницу или хотя бы одного из твоих детей.
— Принято, — сказал он, помедлив. — Что ж, буду ждать вашего возвращения! — радостно заявил он Дэну, и тут же скорчился, тонкой струйкой вползая в чашу. — Кэкэчэн начала читать древний текст без предупреждения.
— Чёрт, я же забыл спросить, кто были эти маленькие дети, — стукнул себя по лбу Дэн, когда на примятой их ногами траве косогора снова вырос большой пирамидообразный камень, словно стоял здесь веками, и знать не знал ни про каких богов.
— Это же очевидно, Дэн, — сказала Изабелла. — Его дети. Видимо те, что родятся после его сегодняшней отлучки.
— Так значит, Феликс и Эмма…
— Да, Дэн, да! Ведь они тоже близнецы. И Феликсу с Эммой нельзя было здесь появляться, иначе вместо своей внучки, Кэкэчэн с их помощью расторгла бы свой договор, — пояснила Изабелла.
— И она бы смогла. Уж она за эти годы явно поднатореет в договорах. С такого-то старта, — добавил Арсений.
Они снова постояли на холме, глядя на догорающие угли деревни.
— Давайте назовём этот холм Холмом Памяти, — предложила Изабелла.
— И когда всё закончится, поставим на нём памятники с именами погибших в этой предпоследней попытке, — добавил Арсений.
— Надеюсь, только в предпоследней, — сказал Дэн. И только он один, знал, как сильно он на это надеялся.
Глава 31. Здравствуй, папа!
Честно говоря, Ева была даже рада, что сегодня, сейчас она может остаться одна. Баз в её голове орал дурным голосом:
— Ты готова! Пора!
И чем дольше она это оттягивала, тем ей становилось бы хуже.
Ева легла на кровати «солдатиком» и выскользнула их своего тела.
Знакомая записка перед глазами:
«
Буквы начали расплываться почти сразу.
Он сидел за видавшим виды кухонным столом, прислонившись к стене и вытянув ноги на двух табуретках сразу. Вернее, одну ногу, вторую он согнул и, уперев в неё локоть, задумчиво чесал голову шариковой ручкой. Лохматый, небритый, в растянутых трениках и застиранной футболке.
Наверно, она выглядела немного глупо — его неожиданный вид её обескуражил, а может, действительно он слегка рад был её видеть. Именно так «слегка» он и улыбнулся.
«Здравствуй, папа!» — крутилось на языке, но глядя на этого давно не стриженного бедного студента, который был явно её моложе, выдавила из себя только:
— Привет!
Ещё и дебильно помахала рукой в придачу.
— Привет! — ответил он, разглядывая её с любопытством, и даже ногу не опустил.
Она осмотрелась, чтобы скрыть неловкость. Маленькая запущенная кухня. Пыльное окно без штор, на подоконнике пустые банки и горшок с засохшим цветком, электрическая плита с застарелыми потёками, полная мойка грязной посуды. Квартира явно съёмная, но неужели мама в молодости была такой неряхой? Не удивительно, что отец через неделю от неё сбежал.
— А ты ничего! — сказал он, прерывая неловкое молчание. Для Евы неловкое, он выглядел вполне уверенно.
— Я похожа на маму.
— Я заметил.
Он опустил ноги на пол и развернулся к столу, приготовил ручку, словно собрался брать у неё интервью. Перед ним лежала открытая тетрадь и на клетчатом листе уже была написана та самая записка. Почти вся, не хватало нескольких слов.
— Как я тебя назвал? — спросил он, расписывая ручку на обложки тетради.
— Что? — она даже рот открыла от удивления.
— Какое имя я тебе дал? Точно знаю, что первая буква Е.
— Е… Ева, — казала она, заикаясь.
— Что прямо ЕЕва? Странно! — он посмотрел на неё с сомнением.
Он издевается? Или шутит?
— Н…нет, просто, Ева!
— Заикаешься? — тон как у доктора на приёме, нейтральный. — Так и запишем. «Назови её Ева».
И он вписал её имя в записку.
— О, прости, я даже не предложил тебе присесть! — Он выдвинул ей одну из своих табуреток. — Садись!
— Присаживайся!
— Что?
— У нас говорят: присаживайся!
— Прости, присаживайся, — и он показал рукой на стул, царственно, великодушно.
— Спасибо, я постою, — Она демонстративно сделала шаг назад и только потом догадалась оглянуться. — Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Она наступила в растёкшееся по полу липкое грязно-розовое пятно.
— Часто так говоришь?
— Что? — она брезгливо подняла ногу и только тогда поняла, что не могла испачкаться.
— Чертыхаешься часто?
— Не знаю. Не особо, — она пожала плечами.
Он словно не замечал её проблем, продолжая свой допрос.
— Слышишь, Баз? «Чёрт! Чёрт! Чёрт!» — это и будет кодовое слово. А ты «Чёрт побери!», «Слоны идут на север!». Так и будешь молчать у неё в голове вечность.
— Да иногда уж лучше бы молчал! — откликнулась Ева. — Что это? На полу?