Других тем для размышлений не нашлось – жара пресекала любые попытки разумно мыслить – поэтому она в полудреме слушала шаги Одессы в комнате наверху. Потолок вибрировал, от чего гамак слегка потряхивало. Одесса перешла от Дофиновой стороны кровати на сторону Ли; очевидно, она меняла простыни. Затем переход к сундуку, где хранилось белье. Ли уставилась вверх и следила за шагами Одессы – такими четкими, как будто они были отпечатаны на потолке, словно танцевальные па для начинающих. Одесса топталась вокруг кровати, меняя белье, а затем подошла к комоду. «Зачем комод?» – удивилась Ли. Одесса вернулась к изголовью кровати. «О, – подумала тогда Ли, – она оставила наволочки на банкетке перед комодом». Еще один обход кровати, снова обратно к комоду с постельным бельем, затем к окну и пауза – вероятно, чтобы посмотреть, насколько низко солнце, или проверить, не начинается ли прилив. Она услышала, как опустили оконную раму. Ли подняла руку, чтобы взглянуть на часы, а потом вспомнила, что не надевала их сегодня, потому что в такую жару даже самая легкая ноша доставляла неудобства. Она оставила их на комоде, она…
Ли резко выпрямилась в гамаке, так что его фурнитура скрипнула и затрещала. Она задрала голову. Комната прямо над ней была не ее с Дофином спальней, а той, в которой, насколько она знала, никто не жил уже двадцать лет – с тех пор, как Ботвелл Сэвидж перенес что-то вроде сердечного приступа и умер там в одиночестве. Почему тогда Одесса меняла простыни на кровати?
Обливаясь потом уже от тревоги, которую она не осмеливалась приписать какой-либо конкретной мысли или страху, Ли остановила гамак и села неподвижно, прислушиваясь к шагам Одессы: в комнате прямо над головой, в коридоре наверху, в другой спальне или на лестнице.
В доме стояла тишина. Она ничего не слышала, кроме собственного тяжелого дыхания.
Тишина повергла ее в ужас. Шум залива был таким далеким и привычным, что она его никогда не замечала. На ослабевших ногах она встала с гамака и пошла к лестнице. Позвала Одессу, потом еще раз, но никто не ответил.
Слабо взывая снова и снова: «Одесса! Одесса!», она поднялась по лестнице. Не останавливаясь на втором этаже, прошла до самого верхнего. Одессы не было в ее комнате.
Она снова спустилась на второй этаж. Двери всех четырех спален были закрыты. Она боялась открывать их, но наконец решилась проверить ту, что принадлежала ей.
Комната оказалась пуста, но кровать застелена; две другие обжитые спальни на этаже тоже были пустыми, но аккуратными, готовыми принять гостей, которых никогда не приглашали в Бельдам.
Наконец она повернулась к четвертой двери, ведущей в комнату, расположенную прямо над тем концом гостиной, где она спала. Без сомнения, именно в этой комнате, а не в какой-либо другой слышались шаги Одессы. «Одесса!» – позвала она, повернув ручку и осторожно толкнув дверь ногой.
Первое, что она увидела – окно не было опущено наглухо, оно было поднято. «Конечно, – подумала она про себя, – конечно, эти окна не оставили бы открытыми, если бы здесь никто не жил…»
Затем Ли оглядела всю комнату – или, вернее, осознала то, что ей следовало понять с самого начала.
Комната была отведена под склад. Здесь лежали ненужные комоды, сломанные кровати, свернутые циновки и стопки выцветших занавесок, запасные подушки для диванов-качалок и сундуки, в которых хранилось все, что требовалось хранить в Бельдаме долгое время.
И весь пол был покрыт обломками вековой жизни; пришлось бы осторожно прокладывать путь между штабелями, кучами и рядами предметов. И на том месте, где Ли слышала шаги Одессы, заправляющей постель, стояла пирамида из полудюжины ящиков с разными пометками: «Посуда», «Бокалы», «Мамина одежда».
А пол, который едва проглядывал из-под этого хлама, был покрыт тонким слоем белого песка. И никаких следов – никто туда не заходил.
Бездумно, просто не в состоянии думать, поскольку в этой закрытой комнате было жарче, чем где-либо в Бельдаме, Ли подошла к окну, пробираясь сквозь коробки и стопки книг. Каждый шаг пружинил по песку, подтверждая ее продвижение. Несмотря на открытое окно, в комнате было душно, воздух был густой, тяжелый и сухой. Она с трудом могла дышать в этой атмосфере, которая не давала ничего, как и песок, покрывавший Бельдам. Пошатываясь, Ли подошла к окну и с трудом перевела дыхание. Выглянув наружу, она увидела Одессу на углу веранды МакКрэев и машинально помахала рукой.
Одесса подняла голову, сложила ладони рупором и крикнула:
– Уходите из этой комнаты, миз Ли!
В полном замешательстве она совсем забыла, насколько велик был ее страх. Ли опустила окно и выбежала из комнаты. Песок был даже на дверной ручке; она лихорадочно смахнула его с руки и бросилась вниз по лестнице.
Глава 20
После пережитого в тот день Ли боялась даже находиться в доме Сэвиджей, но ради Дофина и остальных она старалась не показывать свой страх за ужином. Однако жара все еще стояла такая, что они были едва в состоянии вспомнить имена друг друга, и тем более не обращали внимания на рассеянные жесты и тщательно скрываемые чувства.