Элементарная социология. Введение в историю дисциплины

Внимание, сразу несколько прекрасных и фантастических по глубокомыслию ходов Вебера. Почему шанс? Потому что, в частности, благодаря исследованиям Зиммеля, уже ясно: никогда не бывает так, чтобы просто один действовал на другого, как активное начало на бездушный предмет – всегда есть некоторое встречное движение. Это движение может быть кооперативным, но может быть и движением сопротивления. И заранее не ясно. Есть некоторое отношение, в котором один участник обладает властью, и у обладателя власти есть шанс навязать волю. У него была уверенность, что другой будет действовать так, как ему прикажут, но другой взял и не стал подчиняться. Вывод-то какой? У действовавшего не было власти, он заблуждался? Оказалось, не было. Но до тех пор, пока это «оказалось» не стало внятным, считалось, что она есть, потому что сохранялся шанс. Вебер говорит, что само понимание власти социологически аморфно. Тем не менее, если есть шанс навязывать волю, есть власть. Понятие господства Вебер счел социологически более удачным. «Шанс встретить повиновение у определенных лиц приказу определенного содержания». Чем отличается власть от господства? С властью многое непонятно. Ребенок в колыбельке заплакал, и мать подбежала к нему. У него есть власть над матерью? Кажется, что есть. Но если ребенок попытается отдать ей приказ властным тоном, то может оказаться, что господства над ней у него нет. Понятие господства более конкретное и более социологически работающее.

Благодаря чему господство – это тоже шанс, как и власть? Благодаря чему господство как шанс становится более вероятным? Отчего приказы, отданные в определенный ситуации, как правило, будут выполняться? Ближайший ответ – благодаря дисциплине. Но это не ответ, дисциплина – это оборотная сторона господства. Так что повышает шансы господства? Легитимность. Что такое легитимность? Легитимность традиционно у юристов – некая высшая степень законности. Законность законности. Почему законен закон? Потому что легитимен. Там длинная история, которая ко времени Вебера тянется сто лет, и отношение легитимности и легальности – тонкая история внутри юридической и политической мысли. У Вебера важно то, что он рассуждает как социолог. Господству подчиняются (то есть приказам господствующего), потому что господство легитимно. Это значит, что за самим фактом господства, за голым наличием того, кто обладает силой, формальными правами, стоит нечто большее. Это нечто большее и есть та значимость легитимного господства, которую Вебер предлагает фиксировать как социолог. Что значит «как социолог»? Юрист может сказать, что на основании неких рассуждений он пришел к выводу, что власть некоего органа нелегитимна. Для социолога же это не важно, точнее важно только в том смысле, в каком мнение юриста становится действующим социальным фактом. Для социолога важно, верят ли в эту легитимность те, кто подчиняются. Легитимное господство, с точки зрения Вебера, – это господство, основанное на вере в легитимность. Значимость легитимного порядка – это фактическая значимость трансфактического. Фактически есть соотношение сил, но есть вера в то, что помимо этого фактического соотношения сил есть что-то большее, высшее. Если эта вера есть, значит, у этого порядка господства есть легитимность.

Вот как связаны между собой типология действия и типология господства. С традиционным действием все ясно, традиционное господство – это власть того, что всегда уже было. Традиционное господство легитимно в силу традиции. Легальное рациональное господство связано с целерациональным действием. Это не связано с расчетом, выгодой от подчинений. Речь идет о легитимности, а не о встраивании легально-рациональных действий в государственный космос. Иначе эта была бы голая фактическая констелляция соотношения сил. Но это легитимность. Легальная рациональная легитимность – это внятность устройства для того, кто действует. Почему я подчиняюсь этому закону? Потому, что он принят по легальным правилам. Почему я подчиняюсь этому президенту, даже если считаю его мерзавцем? Потому, что он победил на прозрачных, правильно проведенных выборах. Значит, что весь этот порядок я принимаю как свой мотив трансфактического подчинения. То есть я подчиняюсь порядку не потому, что он хороший и справедливый, и не потому, что мне так выгодно, но потому, что он легитимен. А легитимность для меня – это прозрачность всего того, что сопутствовало появлению того господствующего, которое отдает мне приказ. Не любя его, проклиная, не соглашаясь, я принимаю подчинение легальной власти как свой внутренний мотив рационального поведения.