Читаем Элементарная социология. Введение в историю дисциплины полностью

Давыдов писал об этом на излете очень важного этапа в развитии западной теоретической мысли. В течение почти четверти века происходило возрождение интереса к классике, мало того, именно в тщательном штудировании классики выдающиеся авторы того времени видели шансы для развития теории. Например, немецкий социолог Рихард Мюнх писал, что надо к классикам социологии относиться так же, как философы относятся к классикам философии: тщательно штудировать тексты, делать критические издания, аккуратно комментировать их труды[12]. Классиками – в первую очередь – занимались в это время Джефри Александер, Вольфганг Шлюхтер, Энтони Гидденс… Конечно, далеко не вся теоретическая социология развернулась в сторону изучения классического наследия. Но все-таки это течение было очень сильным. Поэтому рассуждения Давыдова были вдвойне убедительными: он опирался и на большую традицию, и на современный ему феномен так называемых «ренессансов» классики. Нам достаточно последовать за ним в этом направлении, даже если мы не во всем будем согласны с отдельными его оценками. А пока зафиксируем: есть такая влиятельная точка зрения, согласно которой история социологии и есть теория; многие стремятся поставить историю социологии в более широкий контекст, не ограничиваться тем временем, когда появилось ее самоназвание. Есть и сравнительно узкий круг авторов, к которым обычно обращаются, если не хотят начинать историю социологии с Конта. В самых обширных исторических обзорах мы можем найти анализ политической философии Платона и Аристотеля, Ибн Халдуна, Макиавелли, Монтескье и многих других. Для каждого начала есть свои резоны.

Я начинаю историю социологии с Томаса Гоббса. Если вы заглянете в большую программу, которая была напечатана, когда этот курс только-только был подготовлен, вы увидите, что там вначале идет Аристотель. Почему сначала идет Аристотель, когда на него есть время, и уж точно Гоббс, когда времени меньше? По очень простой причине: с именем Гоббса связан один из важнейших вопросов социологии, ключевой вопрос социологии: как возможно общество? Сам Гоббс так этот вопрос не ставит, но потом, когда появляются социологи, они ставят его именно так: как возможно общество? Задавая этот вопрос, они имеют в виду нечто вполне определенное, хотя и отличающееся от нашей традиционной постановки вопроса, когда мы спрашиваем «каким это образом нечто возможно?». Когда мы обычно в нашей повседневной жизни говорим «как возможно нечто?», мы этот вопрос ставим в таком примерно смысле: чего-то нет, мы бы хотели знать, как возможно, чтобы оно появилось? Мы не обязательно его хотим, но даже если мы бы не хотели, чтобы оно появилось, мы спрашиваем, при каких условиях возможно, чтобы оно появилось и что нужно сделать, чтобы это предотвратить? Или даже так – что-то случилось, но мы этого не хотели, поэтому спрашиваем: как это могло случиться, ведь не должно было?! Так или иначе, того, о чем мы обычно спрашиваем, говоря «как возможно?», обычно нет. И вот мы задаем вопрос «как возможно общество?». Но разве мы можем так его поставить в привычном смысле? Конечно, нет. Общество всегда с нами есть. Оно уже здесь. Оно нормально. И ставить вопрос «как возможно общество?», когда общество уже есть, – значит ставить его в совсем другом смысле. А именно в смысле, если угодно, кантовском.

Кант спрашивает, как возможно точное естествознание, хотя он знает, что оно есть, то есть он спрашивает об условиях возможности того, что есть. Социологи спрашивают «как возможно общество?», то есть они спрашивают об условиях возможности существования, о продолжении существования того, что есть. Правда, для Канта это вопрос о состоятельности познания, а для социологов – о чем? Когда этот вопрос впервые формулируется, быть может, наиболее внятно в связи с историей философии, социологи, точнее, один социолог, Парсонс, называет его «гоббсовским вопросом», «гоббсовской проблемой» социального порядка. Почему именно в связи с Гоббсом этот вопрос формулируется именно так? Ведь сам Гоббс так его не ставит. Можно переформулировать философию Гоббса в этом ключе, но сам Гоббс так его не ставит, не говоря уже о том, что Гоббс живет задолго до Канта и постановка вопроса об условиях возможности существующего ему чужда. На этот вопрос, на вопрос о вопросе тоже есть достаточно известный простой ответ: Гоббс был, судя по всему, первый – а если не первый, то в истории новой европейской философии одним из первых, – кто увидел возможность несуществования социального порядка. Он увидел, что общества может не быть. Как его может не быть? Для нас общество всегда уже есть. Для Гоббса это разве было по-другому? Есть определенные основания предполагать, что это могло быть по-другому для Гоббса. Также, как и для ряда его современников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители

Анархизм — это не только Кропоткин, Бакунин и буква «А», вписанная в окружность, это в первую очередь древняя традиция, которая прошла с нами весь путь развития цивилизации, еще до того, как в XIX веке стала полноценной философской концепцией.От древнекитайских мудрецов до мыслителей эпохи Просвещения всегда находились люди, которые размышляли о природе власти и хотели убить в себе государство. Автор в увлекательной манере рассказывает нам про становление идеи свободы человека от давления правительства.Рябов Пётр Владимирович (родился в 1969 г.) — историк, философ и публицист, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Института социально-гуманитарного образования Московского педагогического государственного университета. Среди главных исследовательских интересов Петра Рябова: античная культура, философская антропология, история освободительного движения, история и философия анархизма, история русской философии, экзистенциальные проблемы современной культуры.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Петр Владимирович Рябов

Государство и право / История / Обществознание, социология / Политика / Учебная и научная литература
Чертоги разума. Убей в себе идиота!
Чертоги разума. Убей в себе идиота!

«Чертоги разума. Убей в себе идиота!» – книга о том, как заставить наш мозг работать и достигать поставленных целей.От автора бестселлера «Красная Таблетка. Посмотри правде в глаза!»Вам понравится эта книга, если…[ul]вы хотите научиться эффективно мыслить и решать сложные задачи;вы хотите быть в курсе самых современных нейробиологических знаний, рассказанных системно, но простым и понятным языком;вам важно самим влиять на то, что происходит в вашей жизни.[/ul]Важные факты«Чертоги разума» – научно-популярная книга Андрея Курпатова, полностью посвященная работе мозга и эффективным практикам улучшения качества жизни.Ещё до публикации книга стала лидером по предзаказам.Благодаря умению автора ясно, доступно и с пользой рассказывать о научных исследованиях, его книги уже проданы совокупным тиражом более 5 миллионов экземпляров и переведены на 8 иностранных языков.«Чертоги разума» превращает научные знания по нейробиологии в увлекательное интеллектуальное путешествие и эффективный практикум.Все технологии, представленные в книге, прошли апробацию в рамках проекта «Академия смысла».«Чертоги разума»:[ul]с научной точки зрения объясняет механизмы информационной и цифровой зависимости и рассказывает, что делать, чтобы не оказаться под ударом «информационной псевдодебильности»;последовательно раскрывает сложную структуру мышления, а каждый этап иллюстрируется важнейшими научными экспериментами;в книге вы найдете эффективные практические упражнения, которые позволят осознанно подходить к решению задач;из книги вы узнаете, почему мы не понимаем мыслей и чувств других людей, как избавиться от чувства одиночества и наладить отношения;в качестве отдельного научно-популярного издания по нейробиологии продолжает тему бестселлера «Красная Таблетка. Посмотри правде в глаза!»[/ul]

Андрей Владимирович Курпатов

Обществознание, социология / Психология / Образование и наука