Элементарно, Ватсон!

— С другой стороны, не будет ничего предосудительного, если мы с Арти помозгуем вслух. — Никогда не слышал более идиотского слова, чем «помозгуем». — Пусть даже и при тебе. — Он склонил голову и заговорщически посмотрел на меня.

Я хохотнул.

— Итак, размышляя вслух, Арти, я готов утверждать, что полиция не сможет открыть дело против Ины, раз она мертва. Но, возможно, наличные — вещественное доказательство вины другого человека, особенно если деньги меченые, и Эмми совершенно не нужно, чтобы ее обвинили в препятствовании отправления правосудия. Поэтому она может положить деньги в банковскую ячейку и указать в отчете суду по делам наследства эти деньги как актив. Это же, в конце концов, и есть актив, правильно, Арти?

— Пока возражений у меня нет.

— И, возможно, я бы положил в ту же ячейку и банковскую книжку. Но, прежде чем убрать все это в банковскую ячейку, я бы сделал фотокопии и банковской книжки, и купюр для полиции. Тогда никто ни от кого ничего не будет прятать.

Я согласно кивнул, но Эмми это предложение не понравилось.

— Я не хочу ставить под удар друзей Ины, — ответила она. — В своем дневнике она часто упоминала некую Тини, и эта Тини упомянута и в банковской книжке. Я не могу предавать людей, которых Ина считала своими друзьями.

— Ее дневник? — Бутби почесал ухо. — Думаешь, копам он нужен, Арти?

— Судья, — ответил я, — если бы Тини действительно была ее подругой, она бы не появилась в банковской книжке, так? Ина делилась бы с ней, уж не знаю чем, а не продавала бы ей это.

— Логично, — кивнул он.

— Поэтому Эмми не скомпрометирует дружбу, если сделает фотокопии и отдаст их в полицию.

Бутби кивнул.

— И я бы положил дневник в ту же самую банковскую ячейку.

— Безусловно, — поддакнул я.

— Ладно. — Бутби нацелил палец на Эмми. — Мы с моим клерком думаем, что тебе лучше обзавестись адвокатом… оплату его услуг ты сможешь взять со штата. Несмотря на то что ты нас подслушивала, тебе не удастся подать на нас в суд, обвинив в служебном несоответствии, поскольку никаких юридических советов мы тебе не давали. Только посоветовали нанять адвоката.

— Спасибо, судья. — Поднимаясь, она коротко улыбнулась. — Я чувствовала себя такой одинокой, не знала, что и делать. Вы мне очень помогли.

Мы с Бутби встали, чтобы на прощание пожать ей руку.

— Мы всегда к твоим услугам, — сказал ей Бутби. — В любое время.

Ее глаза предательски заблестели, и она быстро отвернулась и вышла из кабинета.

Бутби посмотрел на меня.

— Эта юная судебная стенографистка Ина… я никогда ее не замечал. — Он снял очки и потер глаза. — Она ничем не отличалась от прочей мебели в зале суда… пальцы, приложенные к стенографической машинке. Ее жизнь не вызывала у меня никакого интереса, Арти, пока не оборвалась.

Звучащий из динамиков слоган эры Депрессии «Брат, можешь поделиться десятицентовиком?» едва слышался — такой стоял шум. Эта и другие ключевые фразы, воспевающие бедность, проходили лейтмотивом вечеринки «Плач налогоплательщика», которую ежегодно устраивал судья Гибсон Уоттс в первую субботу после пятнадцатого апреля[52].

Бревенчатый особняк Уоттса площадью три с половиной тысячи квадратных футов окружал участок в пятнадцать акров, одной из сторон которого служила шестисотфутовая береговая линия в бухте Мусконгус, штат Мэн. Особняк в 1920-х годах построил врач из Нью-Йорка, которому хотелось жить в бревенчатом новоанглийском доме, любуясь мэнскими скалистыми берегами. И он заказал дворец из канадской ели, пригодный для жизни в северной стране среди лесов и гор, но с видом на береговую линию, где смотрелся этот дворец как японский храм на берегу Темзы. Семья Уоттс купила особняк в пятидесятых, когда недвижимость в Мэне по их балтиморским стандартам стоила дешевле грязи, а «Еловая Гусыня», как называли особняк местные, еще дешевле. Уоттс и две его сестры унаследовали особняк после смерти их матери в 1971 году. Он выкупил их долю и поселился в особняке, после того как перебрался в Мэн из Мэриленда, перенеся сюда адвокатскую практику. Закоренелый холостяк, он жил в «Еловой Гусыне» один.

Компания подобралась большая и разношерстная: другие судьи, избранные сотрудники суда, рыбаки, хозяин местного универмага, начальник полиции штата Мэн (бывший клиент). Те, кто ожидал возмещения выплаченных налогов, получали наклейки с лыбящимися физиономиями. Те, кого ждала «налоготомия», — жестяные кружки, чтобы собирать милостыню.

Бутби наполнял свою кружку орешками кешью со стола в столовой, а я сидел рядом с буфетом и лакомился креветками, когда услышал, как кто-то выдал пару арпеджио на рояле, который стоял в гостиной по другую сторону коридора. Пианист-самоучка, я сразу узнавал игру мастера, если слышал ее. Когда пианист начал играть ноктюрн Шопена ре-бемоль, я поднялся и направился в гостиную. Репризная часть исполнялась столь виртуозно — я о такой технике не мог и мечтать, — что мне захотелось посмотреть, кто же сидит за роялем.