Элементарно, Ватсон!

Оба мы заметили, что все время, пока длился концерт, ей становилось все хуже и хуже. Перевернув последнюю страницу, она нетвердой походкой ушла со сцены. Как только зажегся свет, мы поспешили в гримерную. Элизабет лежала в кресле с закрытыми глазами, тяжело дыша. Мистер Брекенридж сидел перед ней на коленях, держа в одной руке мокрую салфетку, в другой — стакан с водой. Он поглядел на меня в отчаянии и сказал:

— У нее опять приступ.

Я коротко представила ему доктора Ватсона. Доктор пощупал пульс Элизабет и спросил:

— Мисс Элизабет, вы меня слышите?

Она слабо кивнула.

— Вы сейчас ощущаете себя так, как будто у вас в венах ледяная вода?

Она открыла свои заплаканные глаза:

— Да! И грудь! Как тисками сжимает…

— Ей нужно на воздух, — сказал доктор Ватсон. — Немедленно.

Мой «племянник» подхватил ее своими сильными руками и быстро зашагал к двери, ведущей во внутренний дворик с каменной скамейкой. Он держал Элизабет на руках до тех пор, пока ее дыхание не восстановилось и она не смогла сидеть без посторонней помощи.

На сей раз приступ, похоже, испугал его всерьез.

— Доктор Ватсон, вы можете поставить диагноз? Что с моей женой?..

Но не успел тот ответить, как сэр Энтони, леди Энн и миссис Мэннинг, оттеснив музыкантов и их друзей, с тревогой наблюдавших за происходящим, подбежали к нам.

— Брекенридж, я знаю отличного врача на Харли-стрит. Я могу, с вашего разрешения, послать за ним.

Элизабет воспротивилась, но тут и доктор Ватсон стал убеждать ее, что ей необходимо тщательное обследование. Сошлись на том, что доктор приедет к Брекенриджам с утра и вместе с коллегой осмотрит Элизабет.

Убедившись, что приступ миновал, мы вернулись в театр, и разговор перешел на земное. Доктор Ватсон сердечно поблагодарил Уильяма за выступление и попросил дать ему на время партитуру Шуберта (которую миссис Мэннинг уже сняла с подставки).

— Я не музыкант, но там в первой части был один пассаж. Очень хотелось бы изучить его повнимательнее. Сделайте мне одолжение, прошу вас!

— Сэр, у меня есть еще копия, — сказала миссис Мэннинг, открывая свою кожаную папку.

— Не стоит, — заверил ее Ватсон, и, как она ни возражала, настоял на своем. — Мне для моих скромных нужд хватит и этой. Я верну ее завтра утром.

Мы наняли кеб. Доктор Ватсон поехал со мной на Бейкер-стрит и остался ночевать в комнатах мистера Холмса. Горничная застелила одну из кроватей свежим бельем, а я принесла доктору ужин. Все было как раньше, в те старые добрые времена.

Ранним утром я была уже в городе. Мне нужно было успеть сделать все намеченное до начала консультации у Брекенриджей. В десять, когда приехал доктор Ватсон, а с ним — сэр Эрнест Фаулер, знаменитый терапевт, я уже сидела рядом с племянницей.

Осмотрев ее, доктора удалились на совещание.

— Что это? — спросил со страхом Уильям, когда они вернулись. — Скажите, она выздоровеет?

— Да. Спасибо доктору Ватсону, — ответил сэр Эрнест. — Миссис Брекенридж, я знаю, что вы подозревали кого-то в намерении вас отравить.

Она кивнула. Уильям был потрясен.

— Отравить?..

— Сэр, если бы не доктор Ватсон, ваша жена не дожила бы и до мая.

— Но каким способом? — вскричала Элизабет.

— И кто? — воскликнул Уильям. — Зачем?!

— Кто и каким способом, я могу вам рассказать, — ответил доктор Ватсон. — А зачем, это лучше пусть расскажет сам отравитель.

Он достал из портфеля партитуру Шуберта и маленькую пробирку. Шуберт, безусловно, уже ни на что не годился — верхние уголки партитуры были обрезаны.

— Вчера вечером я отрезал уголки и положил в воду вымачиваться. Потом взял пробу раствора и добавил сульфат железа. — Он поднес пробирку к свету. На дне ее был ярко-синий осадок. — Видите? Берлинская лазурь, — пояснил доктор.

— Что говорит о присутствии цианидов, — с одобрением произнес сэр Эрнест. — Доктор, вы отлично поработали.

Элизабет и Уильям никак не могли прийти в себя от этого известия.

— Цианистый калий на партитуре?..

— Напрасно вы винили в вашей болезни еду, — сказал доктор Ватсон. — В ней была виновата музыка. Точнее, ноты. Вы принимали яд, облизывая пальцы. Я заметил, что, когда вы переворачиваете страницы, вы каждый раз облизываете большой и указательный. Краешки партитуры были покрыты тонким слоем цианистого калия. А то, что вы не ощущали горечи во рту, — это, скорее всего, из-за мятных пастилок.

— Миссис Мэннинг! — воскликнул Уильям. — Но почему?..

— У вас будет возможность лично расспросить ее об этом, когда ее арестуют, — ответил Ватсон.

— Ее не арестуют, — скромно вмешалась я. — Она уже уехала из Англии.

— Тетя, что вы говорите? — переспросила в замешательстве племянница.